Там, где нас есть

На курсе было, условно говоря, четыре парня. Условно, потому что старший лейтенант Смирнов был давно и прочно женат, получая второе высшее образование по разнарядке Министерства обороны. Славик Гусев не интересовался девушками, верней, по общему мнению, интересовался существами противоположного девушкам пола. Вовик Иоффе-Гендлин был полным и окончательным ботаном, не имеющим ясных перспектив ни в романо-германской филологической науке, ни в жизни, зато имел очки с толстыми батискафными стеклами, нос в форме турецкого ятагана и уже названную фамилию, которую не собирался менять, да и ничего б не изменила эта смена фамилии, таков уж был общий Вовиков облик. Таким образом, на роль хорошего, надежного парня в ближних окрестностях Люсенькиной жизни мог претендовать в основном сам Игорек.

Игорек, надо отдать ему должное, не зря ему прочили в будущем аспирантуру, мгновенно понял, что загнал себя в угол, и попытался, фигурально выражаясь, соскочить с темы, спросив:

— Еще чаю?

Но Люсенька предложения изменить направление беседы не приняла и, строго постучав пальчиком по краю стола, твердо сказала:

— Ты, Каслин, мне зубы не заговаривай! Ты мне жениться предлагаешь?

Игорек внутренне вздрогнул. Всякий внутренне вздрогнет, когда его случайное слово ставит его на грань между жизнью до него и после него. Он не был готов жениться. Не всякий бывает готов жениться вообще, и уж почти никто не готов жениться на основании им же данного отвлеченного совета. Но Люсенька смотрела твердо и непреклонно, и в памяти Игорька всплыла когда-то прочитанная у Пьюзо фраза: «предложение, от которого невозможно отказаться».

По всему выходило, что он только что не то сделал, не то получил такое предложение, и в неотдаленном будущем над ним замаячили сохнущие пеленки и кастрюлька с борщом.

А что, подумал Игорек в мгновенном изнеможении, ну пеленки, с одной стороны, но ведь с другой — борщ… Нет, ведь он еще молод, несамостоятелен и не готов стать отцом семейства!

— Семенова, — начал он решающую попытку разорвать так неожиданно для себя самого сплетенную сеть. — Ну как-то не по-людски это. Мы ж с тобой даже не встречаемся, ни разу не целовались, и вообще….

Договорить ему не дали. Люсенька решительно встала, откинула в сторону свои светлые локоны, наклонилась над Игорьком и впечатала в его полуоткрытый рот совершенно недвусмысленный и окончательный поцелуй.

— Завтра, — мягко сказала она, — у меня лекции заканчиваются в полвторого.

Ночь Игорек Каслин провел в размышлениях. Он несколько успокоился, в конце концов, его не ведут в ЗАГС прямо на днях, а встречаться, отчего бы и нет? Люсенька красивая, неглупая, не склочная.

И еще она пахнет весной, подумал Игорек. С этой мыслью он и забылся сном в половине пятого утра.

А в полвторого пополудни уже стоял, переминаясь от нетерпения, в факультетском вестибюле. Люсенька должна была появиться с минуты на минуту.

* * *

— Ты, Люсенька, просто не понимаешь, что тебе на самом деле надо, — отхлебывая чай, склонился к Люсенькиному покруглевшему слегка плечу приятель мужа, строительный подрядчик Митин. Они сидели на кухне и курили. Нигде больше в доме курить не позволялось.

В отдалении затихали раскаты хохота гостей, при финальной фразе их любимой семейной байки, выдаваемой слегка врезанным по случаю двадцатилетнего юбилея их брака Игорем Дмитриевичем:

— …и тут я понял, что мне делают предложение, от которого невозможно отказаться…

— Да, действительно. — Люсенька округлила глазки, положила сигарету на край пепельницы, подперла голову кулачком и приготовилась слушать.

Она не любила обижать людей и почти всегда выслушивала их советы. И реагировала на них с благодарностью. А люди любят, когда их слушают, реагируя с благодарностью. Тем более сейчас, когда явно надо было сменить квартиру на более просторную, но, может, Митин считает иначе?

Да не мне вам объяснять, вы в курсе, как важен вовремя данный совет знающего человека.

Назови себя Гантенбайн

Григорий Палыч Лепоух, проснувшись в воскресенье утром, чувствовал себя неважно. Собственно, он уже несколько лет каждое утро чувствовал себя неважно, но отчего-то эта поражающая воображение стабильность не вселяла в его сердце оптимизма. Да в общем-то, мало что вселяло оптимизм в сердце Григория Палыча, можно сказать, что и совсем ничто не вселяло оптимизма в сердце гражданина Лепоуха сорока девяти лет, разведенного, уроженца Горьковской области и жителя Петербурга. С самого детства. А может быть, и раньше, он сам не помнил точно. Можно считать, что он являлся пессимистом от рождения. И тому было несколько причин, хотя главной он не без оснований полагал свое постоянно действующее прозвище.

Еще в детском саду пробуждающееся, а у некоторых и застрявшее на том же уровне навсегда, чувство юмора однокашников родило для него звонкую кличку Лопоух, которая прилипла мгновенно и отчего-то не менялась со сменой окружения. Хотя вряд ли возможно предположить, что Григорий Палыч ее как-нибудь специально рекламировал, например представляясь по службе или знакомясь в новой ему компании.