Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

— Вижу, что у тебя в уме закостенело все от бездумья! Не обойтись нам нынче без Мозголомной Браги — только наутро уж не плачь!

«Как славно тупорогим-то прикинуться — непременно все, что желается, получишь!» — похвалил себя Жихарь.

Мозголомная Брага жила в прозрачном сосуде и была такая крепкая, что даже ужас. Она не то что из живота — прямо изо рта бросилась в голову и стала кидаться там из стороны в сторону, ломая умственные подпорки и укрепы.

Каждое слово, изреченное Беломором, она тут же подхватывала и укладывала, словно кирпичик, на нужное место.

Жихарь не стерпел и согласился на все сразу.

— Поломаем Колесо Кармы! — рычал он. — Заплещем Змею Мировому все бельма Полуденной Росой! И пасть порвем! И время выпрямим! Эх, всех убью, один останусь!

— Вот и молодец, вот и умница, — приговаривал старик.

Ободренный похвалой, богатырь наклонился к Беломору и таинственным образом спросил:

— Дедушка, да ты знаешь ли, кто я? И, не дождавшись ответа, отправился врать. Тут и Беломору настал черед охать, ахать и дивиться. В самых страшных и ложных местах своего рассказа Жихарь даже хватал кудесника за плечо — не грохнулся бы старый с лавки от испуга.

— Ножки, говоришь, были по колено в серебре, а ручки по локоть в золоте? — не верил Беломор.

— Ага, а во лбу — светлый месяц, по затылку же — ясные звезды!

— И куда же оно все делось?

— Злые люди ободрали, — заныл Жихарь. — Сироту всякий норовит обидеть…

— Тебя обидишь, — хмыкнул старец.

— Дедушка, — не унимался Жихарь. — А где же мой народ, родня-то моя вся где?

— А не было — ты их сам себе придумал.

— Нет, не придумал! Нет, не придумал! Я проверял — все соседи на месте, даже партизане, а моего племени нет, чужие люди кругом живут…

— Вот видишь. — Беломор решил обратить Жихаревы домыслы себе на пользу. — Это ОНИ у тебя все отняли!

И во гневе указал долгим пальцем в самый темный угол избы.

— Кто? — Жихарь грозно уставился в обвиненное место, ища обрести там своих грозных обидчиков и немедля покарать. Но в углу было темно и пусто, трепетал один клочок набитой пылью паутины, а сам паук, должно быть, давным–давно подался отсюда, где ловить ему было решительно нечего.

— Культяпый Мироед всех съел! — объявил старец.

— Как же так? — растерялся Жихарь. — Такая большая была земля… Как это в песне-то поется… А, хоть три года скачи, ни до какого царства не доскачешь… А народу-то, народу!

— Вот Мироед с вашего края прикусывать и начал, — сказал Беломор. — Скоро и до всего остального доберется… Но ты ведь ему воспрепятствуешь, так?

— Истинно так! Истинно так! — подхватил Жихарь и начал воевать тут же, не покидая избы. Заговорили горшки, замелькали ухваты. Чучела под потолком от страха сбились в кучу.

— А ну, стой! — заорал старец, видя разор. — Ко мне, сюда, о Косорот, Косогор, Филиал, Преднизолон!

Протрезветь богатырь не протрезвел, но слегка очухался:

«Нашел кого призывать на ночь глядя!»

Беломор достал кусок мела и быстро, не глядя, начертал на столешнице замысловатую фигуру на пять углов. Белые линии засветились, между ними восстали ниоткуда маленькие, но очень противные существа, пучеглазые и скалозубые.

Богатырь решительно полез под стол с твердым намерением не даваться живым.

— Успокойся, дурачок глупенький, — сказал кудесник и выволок Жихаря обратно на лавку. — Наперед помни: пугаться таких не следует, они плоские, живут на две мерки, знают лишь длину и ширину, а о высоте и не помышляют и даже нас с тобой не видят…

— Мы-то их видим! — закрывался руками Жихарь.

— Это уж проекция такая, — развел руками старец.

Гадкие создания шипели, плевались и выкрикивали непонятные, но скверные слова.

— Станешь много пить, они всегда появятся! — предупредил Беломор и рукавом стер начертанное. Поганцы, обиженно визжа, вернулись в плоскую свою вотчину.

Жихарь перевел дух, наполнил самовольно кружку, выпил и словно нырнул в нее, в пустую.

…Утром-то он как следует понял, отчего брага звалась мозголомной. Но лечиться привычным способом кудесник не разрешил, а велел вместо того обежать остров ровно сто и один раз. И потом каждое утро заставлял бегать, а после этого купаться в росе. Последнее считалось занятием красных девушек, чтобы стать еще краше. «Ничего, ничего, пригожесть в дороге не лишняя, — утверждал Беломор. — Красивому многие дороги открыты». Что это за дороги, куда они должны вести, богатырь так толком и не мог вспомнить, а старик только загадочно улыбался и ничего не объяснял.

Жихарь спросил, надо ли по дороге взывать к богам, а если надо, то к каким именно.

— Взывай, хуже не будет, — сказал волхв. — Но сильно на них не надейся, время их выходит, будут только под ногами путаться…

— Вот, к примеру, отец, Проппу-то надо жертвовать или не надо?

Беломор растолковал, что вот Проппу-то как раз жертвовать очень даже полезно, только не нужен ему ни ягненок, ни цыпленок, ни ароматные воскурения, а ничем ты ему так не угодишь, как сядешь у подножия кумира и расскажешь какую-нибудь сказку — новеллу или устареллу.

— Только смотри, — предупредил старец. — Пропп любит, чтобы все сказки были на один лад.