Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

И солнце взошло не из–за окоема, а из–за этого моря, прочертив на нем стоячую красную дорожку.

Поначалу богатырь думал как-то сладить с этой бедой, размахивал золотой ложкой, приказывал воде лечь как положено, но здесь, видать, требовалось что-то посильнее ваджры.

— Силы жезла Жуй потрачены в скачках, — сказал Лю. — Теперь придется ждать, пока они не восстановятся.

Жихарь упал на колени перед мокрой и соленой преградой, жалобно пискнул:

— Берег–батюшка, водица–матушка…

— Это бессмысленно, сэр брат, — хмуро сказал Яр–Тур. — Просто силы Ералаша в этом месте начали сворачивать наш мир, как лепешку.

— А вот с Дикой Охотницей я бы и сам не отказался зверя погонять, — невпопад отозвался Жихарь.

— Брат, да ведь вы по сравнению с ней, простите, не более суслика!

— Молодой, глупый, — вздохнул Жихарь. — Не в росте дело, а в молодецкой удали. И как тебе можно королевство доверить — непонятно! Ох, наплачемся мы с такими государями!

Он поднялся, взял клинок, отошел подальше и стал ударами голой ладони загонять черен меча в песок.

Поняв, к чему он клонит, Яр–Тур и Бедный Монах разом вскочили.

— Не подходите! — рявкнул Жихарь и рванул на груди кольчугу. — Я все дело загубил — мой и ответ! Прости, брат, что всю дорогу над тобой строил насмешки. Прости и ты, чайный человек, что вовлек тебя в чужую беду.

Прощай, Огненный Кур, случалось мне забывать, что ты не простая птица.

— Уважаемый Жи Хан обязательно должен перед дорогой во тьму выпить жбан рисового вина, — улыбнулся Лю Седьмой.

Жихарь погрозил пальцем:

— А то я не знаю, что он неубываемый!

— Сэр Джихар, — сказал Яр–Тур. — К лицу ли вам такое малодушие?

— Ты, брат, за одно свое королевство ответчик, а я за весь белый свет!

— Но я же поклялся идти с вами до конца…

— Вот он и конец — не видишь?

— Извините, — сказал Бедный Монах. — В таких случаях принято исполнять погребальную песнь на мотив «Снова провожаю Пэя из штата министра, ссылаемого в область Цзичжоу».

— Мне уже пели, — сказал Жихарь и отступил от клинка на полтора шага — чтобы точно в грудь.

Бедный Монах вытащил из рукава флейту и заиграл.

Напев не походил на прочие, слыханные Жихарем на пирах и в походах. Лад был какой-то чудной, резкий и отнюдь не печальный, хоть и не плясовой. Задушевный оказался лад и такой пронзительный, что богатырь забыл о своем смертном деле и стал слушать. Флейта пела не только обо всей человеческой жизни, но и о том, что будет потом, а главное — о том, что было раньше. Голова у богатыря сделалась ясная–ясная и даже, наверное, прозрачная. Все мысли и воспоминания, скрытые и явные, развернулись узорчатой скатертью. Все теперь было понятно, и сразу же явился стыд перед спутниками — надо же, какой балаган устроил…

Жихарь шагнул к мечу, двумя пальцами вытащил его, перевернул и снова загнал в песок. Крестовидная тень меча пала вперед, обозначив, что уже далеко за полдень.

Лю Седьмой прекратил играть и хотел спрятать флейту обратно в рукав, но богатырь жестом попросил посмотреть удивительный инструмент.

Флейта была, тяжелая, железная, сплошная, без отверстий. Богатырь на всякий случай попробовал дунуть в нее — ничего, ясное дело, не вышло.

— А как же у тебя получается? — пристал он к Бедному Монаху.

— Если ежедневно заниматься в течение двухсот лет, — осклабился Лю Седьмой, — то непременно достигнешь желаемого.

— Двести лет… Тебе-то хорошо… — сказал Жихарь и задумался.

— Может быть, мы напрасно не попросили у этого незнакомца вечной молодости? — спросил Яр–Тур.

— Не следует принимать ничего из черных рук, — посоветовал Бедный Монах.

— Теперь я все понял! — заорал Жихарь, да так громко, что Будимир всполошился, а Принц и чайнец вздрогнули. — Мы же не первый раз идем и, может, не последний! Все равно дойдем куда надо!

Бедный Монах благосклонно кивнул.

— Много, много раз подлинный мастер кладет клинок на наковальню, покуда не выйдет меч, достойный непобедимого полководца…

— Вот и я о том! Все на свете ходит по кругу, так? И сколько раз этот круг обернулся — неведомо, а надо полагать — бессчетно. И каждый из нас прожил столько жизней, сколько оборотов сделало время. Но есть люди… — Жихарь замялся, подыскивая нужное слово.

— Люди, менее подверженные этой силе, — подсказал Принц.

— Мудрец — тот, кто достиг центральной точки Колеса и остается привязанным к «Неизменному Среднему», пребывая в неразрывном единении с Истоком, участвуя в его неподвижности и подражая его бездействующему действию, — уточнил Лю Седьмой.

Жихарь ничего не понял, и вообще у них в дружине за такие слова били морду, невзирая на возраст, но подтвердил: