Там, где папа ловил черепах

Когда она ушла окончательно, Нодари сказал:

— Зачем надо было воровать? Лучше бы пошли к депо, там бараки разрушают — много старой фанеры валяется.

— Она гнилая, — сказал Ленька.

— Эх, Алешка! Все испортил!

— Какая же это коммуна?

— Действительно.

— Экспроприация… — начал Алешка.

— Молчи уж!

— Так что, понесем обратно?

— Нет! — испугалась Надя. — Они увидят, скажут: воры!

— А мы скажем, что хотели одолжить.

Пришла бабушка Нодара, зашептала испуганно:

— Украли у Вардосанидзе фанеру, разве так можно? Я тебя, Нодари, накажу. А ну домой!

— Бабушка Пело, кто вам сказал?

— Циала.

Во двор с шумом влетела Циала.

— Облава на рыжих, — буркнул Алешка, но побледнел.

Один шлепанец Циала обронила у калитки, вернулась, никак не могла попасть в него ногой.

— И вам не стыдно? — закричала оттуда. — И вам не стыдно? — Подбежала, уперла руки в толстые бока: — Разве я не дала бы? Разве не дала бы? — Огромная грудь отчаянно колыхалась под платьем. — Надо было украсть, обязательно украсть? Твоя мама, Ирка, пришла и сказала, что надо принимать меры, надо всех вас хорошенько, хорошенько проучить!

— Воры, — объявила подошедшая Ярошенчиха.

— Мы не воры, — обиделась Люся, — мы хотим жить коммуной, Ира рассказала про город Солнца…

Ярошенчиха всплеснула руками:

— Слыхали? Город Солнца!

— Придет отец, он им Лупу покажет, — посулила мальчикам бабка Фрося.

— Руки им надо отбить, руки!

— Вот отсидят в трудколонии…

Мы несли фанеру обратно, обмирая от страха и стыда. Вот ведь как получилось: будто все мы воры. И все из-за Алешки. Что теперь будет? Неужели правда арестуют? Кто нам поможет? Кто за нас заступится?

Мы с Люсей попросили тетю Адель помочь нам. Она сказала:

— Накажут Алешку. Вы же говорите, что украл он.

— Мы только вам это говорим и никому больше! Мы знаем, что вы его не выдадите. Что нам делать? Мы решили не выдавать его, страдать — так всем вместе. Тетя Адель, заступитесь за нас, скажите, что мы больше не будем!

— Хорошо, я попробую, по… вы понимаете, как это отвратительно — воровать. Это самый гадкий порок!

— Знаем, мы не хотели, мы не думали, что он…

— Да, это может кончиться трудколонией. Для всех.

Я не могла уснуть в тот вечер — в горле стоял комок слез, ныло в груди: «Это я, я во всем виновата! Я должна была заставить Алешку признаться, когда он украл кольца. Ну побил бы его отец, обругали бы другие взрослые, зато Алешка остался бы честным человеком. Ну почему, почему нельзя как-то воротить время — если бы я тогда понимала Алешкин поступок так, как понимаю сейчас, я бы ни минуты не колебалась — рассказала бы обо всем взрослым, и как легко стало бы на душе. А теперь нас в трудколонию посадят. И все из-за меня. Значит, я плохая. Да, плохая». Сознавать это было горько и мучительно, я уже видела себя в трудколонии и так и заснула в слезах.

На другой день все кому не лень рассказывали нам про трудколонию всякие ужасы. Я обмирала от страха, но Алешку не мучила упреками. Я решила опекать его в заключении. Буду отговаривать от дурных поступков, буду следить, чтобы он хорошо учился и вообще был бы аккуратным. Не навсегда же нас в трудколонию посадят. Мы там будем учиться, трудиться, вырастем. Чтобы спасти Алешку, я замуж за него готова выйти. Конечно, будет трудно с ним, такой самовольный, но оставлять человека в беде… Тем более я перед ним так виновата.

Не подозревая, как далеко простирается моя забота о нем, Алешка ходил хмурый и говорил, что из трудколонии можно сбежать, подумаешь: трудколония.

Приехал папа. Мама приказала: «Воздействуй». Он собрал нашу команду в саду и начал с меня:

— Я рассказывал тебе про Кампанеллу. Но как странно все услышанное преломляется в твоей голове, Ирина.

— Это я предложила жить коммуной, — честно призналась Надя.

— Ты?.. Гм!..

— Папочка, заступись! Скажи всем, что мы не хотели воровать!

— Дядя Эрнест, мы хотели…

— Мы хотели побыстрее устроить коммуну!

— Чтобы дружно жить и никогда не ссориться!

— Чтобы все делать самим, и бассейн хотели вырыть, и стены разрисовать.

— Как в городе Солнца.

— Я понимаю, понимаю, — соглашался он, — но зачем же воровать? А теперь вас могут посадить в…

— Дядя Эрнест, — сказал Алешка, — это я взял фанеру. У них ее много. Стоит, мокнет. Я подумал…

— Все ты испортил, все! — напустилась на него Люся.

— У вас не получилась бы такая жизнь, — сказал папа.

— Почему?

— Потому что жить по-коммунистически невозможно на этаком маленьком пятачке. Ну будете вы сидеть в домине под чужой фанерой, а дальше что? Вокруг останутся те же безобразия, те же уродливые человеческие отношения. За коммунизм нужно бороться. А чтобы бороться, нужно прежде всего много знать. Вот вы живете в Ленинском районе. А что вы знаете о нем? — Ничего не знаете. А район необыкновенный. Здесь зарождалось революционное движение всего Закавказья! Подумать только! Вот тут, под Лоткинской горой, бесправные, «презренные нахаловцы»…

— Почему нахаловцы?

— Селились тут люди без разрешения городских властей. Таких застройщиков называли нахаловцами.

— Ха! Нахаловцы! — Алешка развеселился. Он уже забыл про воровство фанеры.