Там, где папа ловил черепах

— Холуи деповские три дня паровоз поднимали. Ну, а после войска пришли в Нахаловку и еще долго усмиряли народ.

Мы осматривали поворотный круг. Какой он обыкновенный, весь в мазуте…

— Всё тут, в нашем районе, обыкновенное и незаметное, — сказал дядя Резо, — потому и не ожидали царские власти, что тут самое сердце революции биться будет.

После этого субботника ребята нашего класса стали чаще заходить в пионерскую комнату. То, что мы приобщились к труду, наполняло нас гордостью: мы большие, и мы нужны. В пионерской узнавали текущие новости, говорили о Чкалове, о новеньких автомобилях «КИМ», которые стали курсировать по городу и восхищали всех мальчиков. Но больше всего разговоров было о войне. На фронте всю зиму было затишье. А что за затишье? Почему затишье? Чего же наши не разбивают финнов? Да, мы знали о линии Маннергейма, конечно, это мощные укрепления в земле, но наша армия сильная!

В трамваях, на базаре, у калиток и в домах велись одни и те же разговоры — что за затишье? Появилась статья в газете: «Наше командование не хочет лишних жертв на финском фронте и потому решило воевать так, чтобы поменьше было потерь в живой силе и технике».

— Правильно, правильно, — слышалось повсюду, — Молодцы наши! Ведь люди дороже всего!.

Воры

Ночью тетя Тамара видела страшный сон: на нее в упор глядели чьи-то черные сверкающие глаза, кто-то выдергивал из-под нее матрац, потом вспыхнул пожар — горела недавно залепленная суриком крыша флигеля. Кто-то пронзительно завизжал, сбегались люди, и в наш узкий проход во двор каким-то образом все же затиснулась пожарная машина. «Где шланг, где шланг?» — кричали люди. Шланга не было.

Проснулась — тишина. Темно. Но впечатление от сна было так сильно, что тетя разбудила дядю. Ей даже чудился запах паленого. Дядя тоже видел во сне что-то сумбурное. Встал, вышел в галерею: флигель, залитый лунным светом, стоял целый и невредимый. Дядя хотел включить в галерее свет — темнота угнетала. Но электричества не было с вечера. Тетя вспомнила, как в Баку, и доме ее отца загорелась однажды кружевная занавеска. Эта картина навсегда осталась в памяти, и оттого тетя так боится пожаров. Дядя выслушал молча и стал вспоминать подробности пожара в Квирилах: тогда горел керосиновый склад, принадлежавший железной дороге. Да, зрелище было не из приятных.

Поворочались, повздыхали и уснули снова.

Утром, перед уходом на службу, тетя опять вспомнила пожар в Баку.

— А помните, у нас на горе недавно дом сгорел? — спросила мама.

— Да, да, ужасно!

Мама и мои тетки ушли на службу, я и Люся — в школу. Порывшись в ящиках, дядя решил отнести в подвал кое-какие лишние, по его мнению, вещи, а из подвала взять сломанную настольную лампу — она могла бы еще послужить, если починить и почистить ее как следует.

Он сиял с гвоздика ключ от подвала и спустился по лестнице. Белка завиляла хвостом так, что казалось, туловище у нее составное и соединено лишь шарнирами. Дядя говорил ей нежные слова, гладил ее. Наконец он вошел, пригнувшись, под лестницу и… То, что увидел дядя, не поддавалось описанию. Дверь в подвал нараспашку, вся развороченная, вырванная из дверной рамы петля с целым и запертым замком висела вдоль столба, а на пороге валялись полуобгорелые жгуты наскоро скрученных газет.

Дядя выскочил во двор.

— В подвале воры! — сказал он так громко, что дядя Резо услышал у себя в саду и быстро подошел к забору. — У нас в подвале воры! — выразительно повторил дядя.

Дядя Резо ловко перелез через забор.

— Не может быть! А было там у вас что-нибудь ценное?

— У нас там разные вещи, Инструменты…

Они осторожно подошли к подвалу. Прислушались. Тишина. Включили свет. И увидели жуткую картину: весь пол был забросан сгоревшими жгутами газет.

— А если бы вспыхнул пожар? Ведь огонь перебросился бы и на соседние дома! Ай-яй-яй! И надо же было, чтобы ночью случилась поломка на электростанции! Лучше б эти негодяи электричеством попользовались! А что украли?

На месте был бабушкин ледник, сундуки, пила, ванна, самовар, защитная сетка от пчел, бидончики, чайник, мороженица, лейка… Стоп! Под потолком висят только два велосипеда, третьего нет. След от шин ясно виден во дворе, потому что ночью моросил дождь. Дошли по следу до ворот, а на тротуаре след уже высох. Куда же увели велосипед?

— И как не вспыхнули старые, сухие вещи?

— Наводчик — свой человек, — сказала через забор тетя Юлия.

— Конечно, свой, — отозвалась у противоположного забора бабушка Пело.

— Вор — Алешка, — прервав бормотанье стихов, по. дал голос со своей скамеечки Бочия. — Я же давно это говорю.

— Много вы понимаете! — напустилась на него бабка Фрося, — Да если хотите знать, воры никогда не крадут у соседей!

— Вор — Алешка, — повторил невозмутимо Бочия.

Алешки не было дома. Не появился он и вечером.