Там, где престол сатаны. Том 1

– Как будто я ненормальный, – с обидой пробормотал первый губернский поэт.

– Шейных позвонков… записывайте… шейных позвонков вместо семи – шесть. Одного недостает. Теперь… – Выпрямившись, доктор схватился за спину, охнул и лишь потом тронул о. Маркеллина за плечо. – Вам лучше отойти.

Но тот стоял, покачиваясь и глухо постанывая, с низко опущенной головой в поблекшем венчике рыжих волос.

– Да сядь ты, ради Христа!» – слабой рукой тянул гробового к скамейке о. Иоанн, но в сознании Маркеллина осталась, похоже, всего одна мысль, велевшая ему ни в коем случае не разжимать вцепившиеся в край гроба пальцы.

Иначе разлучат навсегда с преподобным.

Отделенный от раки десятком милиционеров с Петренко во главе, притихший народ в зыбком свете свечей видел у гроба старца Боголюбова в черном подряснике, о. Маркеллина, время от времени с усилием поднимавшего голову и тупо смотревшего перед собой слезящимися глазами, доктора Долгополова, с пристальным вниманием разглядывавшего святые мощи, оставшегося некоторым образом не у дел и сладко позевывавшего бывшего столяра, присевшего на ступеньки с тетрадкой и важно наморщившего узкий лоб Марлена Октябрьского, его же имя природное – Епифанов Федя, а чуть в стороне – и Ваньку Смирнова, отвернувшего рукав гимнастерки и тычащего пальцем в большие круглые часы на кожаном ремешке, и товарища Рогаткина, через плечо Ваньки в эти часы заглядывающего и недовольно хмурящего брови, и заскучавшего возле своей треноги парня в кожанке – всех видел скорбящий народ и безмолвно взывал к Божьему суду, который в сем веке, в будущем ли, но свершится и всякому воздаст по делам его. А слепая Надежда со слов сангарского звонаря перед мысленными своими очами рисовала безутешные картины разграбления раки, похищения святых мощей, мучительной гибели свидетелей неслыханного кощунства и, трепеща, спрашивала, всех ли выпустят злодеи из храма, или посадят, как бедную Пашеньку, или поубивают, кого им вздумается. В голубоватой мути ее немигающих глаз блестели слезы и отражались огоньки свечей ближайшего к ней подсвечника – чуть впереди и слева, возле редкой по сюжету и, должно быть, древнего письма иконы, на которой изображены были покровители животных Власий и Спиридон, сидящие на возвышении друг против друга, тогда как под ними, вытянув кверху морды, сгрудились Божьи твари: овечки, свинки, коровки и бычки.

Никто, однако, убогую не утешил. Не до нее было.

Все теперь глядели на старца Боголюбова, извлекшего из гроба продолговатый сверток из ваты. И что там было, в свертке этом? И как, ей-Богу, некстати прозвучал в тишине всеобщего ожидания голос слепой Надежды, звавшей какую-то Марию, с которой, очевидно, она и явилась в Шатров помолиться у мощей преподобного. Из соседнего придела во имя святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, Мария велела ей стоять спокойно. Между тем фотографический молодой человек, оживившись, перетащил свой аппарат поближе к раке и приготовился снимать о. Иоанна, предъявляющего доктору освобожденную от ваты часть святых останков.

– Товарищ поп, – из-под накидки распоряжался он, – протяни доктору кости и замри!

Дрожащими руками о. Иоанн протягивал Антону Федоровичу развернутый сверток.

– Ein, zwei, drei!

Зашипело и ослепительно вспыхнуло. У о. Александра тотчас мелькнула мысль об истории человечества, которая есть не что иное как собрание материалов для Страшного суда. И эта фотография непременно. Господь, взгляни: вся власть у бесов. Святыня попрана…

– Как бы с папой чего не случилось, – вмешался и разрушил одну к одной пристраивающиеся строки о. Петр. – Я его таким бледным не упомню.

– А Маркеллин пунцовый, – невпопад отозвался старший брат и, еще надеясь, повторил про себя: «Святыня попрана…» Тщетно. Дальше не складывалось. Исчезло.

– Перед нами, – вглядывался доктор, – локтевая и лучевая кости правой руки небольшого человека. В числе костей кисти имеется… – Он всмотрелся внимательней и продолжил: —…один зуб и одна часть позвонка…

– Зачем, зачем?! – со страдальческой гримасой прошептал о. Александр, а брат его мрачно щурил темные папины глаза и цедил сквозь зубы, что Ванька Смирнов, небось, о таком именно подарке и мечтал. И вся компания.

– Всего в кисти имеется костей пястных… раз, два, три, четыре… пишите: четыре, – диктовал Антон Федорович, – запястных, – теперь он посчитал про себя и сказал: – пять, фаланговых больших… пять… вторых фаланговых две и ногтевых тоже две…