Там, где престол сатаны. Том 1

– Это не грех твой, батюшка, – мать Лидия взяла его руку и прижала к своим губам. – Это твоя беда. Да еще и вразумит Господь твоего Кольку. Не терзайся.

– Был Николай Павлом, стал Савлом. Он не воротится, нет, я знаю, – о. Иоанн понурился. – Негоже родному отцу не то что говорить, даже и помыслить, но похорони я его пусть и в молодых годах, мне бы нынче помирать совсем было бы легко. Там бы, – сухим перстом указал он в голубую высь, – свиделись… И о других детях душа болит. О Саше… Он сын любящий, пастырь добрый, но в нем мечтаний много… А я тебе скажу, что кроме самой первой, апостольской, не было на земле Церкви, во всем достойной быть Агнцу Невестой. И у нас, в России, такой Церкви не было, нет, а если и будет, то перед временами последними. А ему, Саше, надобно, чтоб сейчас. Ты, говорю, сам стяжай в душе мир, как преподобный через отца моего, Марка Тимофеевича, всем Боголюбовым и всему православному народу передавал, тогда возле тебя и другие спасутся… Петра ловят, а у него Аннушка, сама будто дитя… Поймают его, не приведи Бог, с ней-то что будет? А ведь поймают. Не миновать ему их сетей. Он у меня как из крепчайшего камня вырублен, истинный Петр, он от Христа никогда не отступит, ни на йоту малую. Или в тюрьме сгноят, или убьют – как нас с тобой и человека этого доброго, – он указал на Исая Боруховича, так и не отнявшего рук от лица. – Вызволить меня хотел, а получилось для него страшней некуда. Исай Борисыч! – окликнул Шмулевича о. Иоанн. – Слышь, милый, мы с тобой теперь люди родные. Мать Лидия – она сестра твоя, а я тебе брат. Есть братья по рождению в жизнь, а мы с тобой – по рождению в смерть. Она разлучает, она и соединяет, слава Тебе, Господи!

Исай Борухович молча кивнул.

– Ну вот, и ладно, – промолвил старец Боголюбов. – Тоскует, милый человек. И я тоскую, ведь не железный. И Христос, пока в человеческом естестве находился, в Гефсимании тосковал… и на Кресте… За смертную нашу тоску Бог не осудит.

Он обернулся и глянул вперед. Уже миновали «моргуновскую» будку, из которой на стук копыт и скрип колес, зевая, вылез один из дозорных и сиплым со сна голосом спросил у Голикова:

– Куда вы их?

Вместо Голикова ответил китаец, приложивший винтовку к плечу и весело прокричавший:

– Пук-пук!

– Ишь, распирает, – сплюнул дозорный. – Азиатская рожа.

По правой стороне стеной стояли сосны, и невдалеке был уже съезд в рощу.

– Ну вот, – глубоко вздохнул о. Иоанн. – Теперь скоро. Давай-ка, милая, начнем себя провожать… И ты, Исай, брат ты мой, отыми от лица руки, открой лицо и с Божьим миром прощайся. Бог дал, Бог взял – да будет имя Господнее благословенно!

– Приехали? – Исай Борухович медленно опустил руки. – Уже?

Я умираю, я умираю, я умираю… Бедная моя душа! Кто проводит тебя в Верхние миры, где ты была до моего рождения, где наслаждалась Божественным светом и откуда с напутствием Всевышнего спустилась и одухотворила мою плоть? Кто усердной молитвой поможет тебе искупить в глазах Г-да грехи, которые вольно или невольно совершил я в жизни? Кто облегчит тебе путь в Грядущий мир? Бедное мое тело! Узел жизни, развязанный смертью и выпустивший душу! Кто обмоет тебя в девяти кавах[22] воды? Кто скажет обо мне, мертвом: «Он чист, он чист, он чист»? Кто закроет глаза мне и положит на них щепоть земли, молвив при этом: «Ибо прах ты, и в прах возвратишься»? Кто в знак безутешной скорби раздерет на себе одежды свои? Кто после похорон моих, вернувшись домой, зажжет в память обо мне свечу нер нешама? Кто семь дней будет сидеть шива?[23] Берта, сердце мое… Я умираю, я умираю, я умираю. И на смертном одре моем, едва шевеля губами, произношу последнюю в этой жизни молитву. «…пусть будет смерть моя искуплением за все мои грехи, проступки и провинности, которыми я грешил, преступал и провинялся перед Тобой. И дай мне долю в Саду Эденском, и пусть я удостоюсь Будущего Мира, уготованного праведным». Я умираю. Дыхание мое покидает меня. «Шма Йисроэйл Адэйной Элэйгэйну Адэйной эход!»

И ангелы ждут, и демоны поджидают. C одной стороны все Силы небесные, с другой же – власти тьмы, ищущие завладеть разлучившейся с телом душой, злых миродержателей, воздушных мытареначальников… Ангелы Божии! Оберегите души наши, стремящиеся в Царство Небесное! Облегчите им мытарства и препроводите через препоны на пути к будущему Воскресению! Станьте для них поводырями в мире, им еще неведомом! Молчат скованные смертным холодом уста, и язык онемел, утративший речь.

– …но сердце вещает, – отец Иоанн начал, мать же Лидия его поддержала: – огнь бо сокрушения сие снедая внутрь возгорается, и гласы неизглаголанными Тебе, Дево, призывает.