Там, где престол сатаны. Том 1

– …и паки рассмотрих во гробех, и видих кости обнажены, и рех: убо кто есть царь, или воин, или богат, или убог, или праведник, или грешник? но упокой, Господи, с праведными раб Твоих…

– …у-лешахлала гейхле бе-гава, у-ле-мекар палхана нухраа мин ара, велаатава палхана ди шмая леатре, ве-ямлих Кудша Верих гу бе-Малхуте ви-каре, бе-хайейхон у-ве-йомехон у-ве-хайей де-холь бейт Йисраэль, бе-агала у-визман карив, ве-имру, амен[29].

И скорбящему сыну миньян согласно ответил: «Амен!», чтобы затем всем вместе произнести:

– Да будет Имя Его великое благословенно вечно, во веки веков!

– Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую, по образу Божию создáнную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида. О чудесе! Что сие еже о нас бысть таинство? како предахомся тлению? како сопрягохомся смерти? воистину Бога повелением, якоже писано есть, подающаго преставльшимся упокоение…

Ни савана не будет, ни гроба, и вместо колокольного звона – гром нас убивающих выстрелов. На все, Господи, Твоя святая воля. Но что означает, Господи, наша погибель? Означает ли, что, как Авраама, готового во Имя Твое принести бесценную жертву и уже занесшего нож над своим сыном, – так и нас Ты пожелал испытать казнью? Веруем ли? Не отречемся? Готовы ли умереть за исповедание крестной Твоей смерти и Святого Твоего Воскресения? Боже Всеблагий! К трем отрокам в пещи послал Ты ангела Своего; и страдальцу Иову после лютых его невзгод дал счастливый покой, вернул изобилие, превыше прежде бывшего, и порадовал чадами; и руку Авраама остановил от заклания сына. А мы, Господи, не имеем ныне Твоего заступничества, и будет нам по намерениям наших палачей кровь и смерть. В землю идем. Или диаволу попустил Ты обладать Россией? Верим Твоему милосердию, Господи, и не можем верить во всевластие супостата. Ибо страшно умирать без всякого утешения… На Свою Голгофу взял нас, Сыне Божий. Распяты мы близ Креста твоего в омытое кровью, чистое свидетельство, что Ты, Господи, пришел победить мир, избавив его от худшего в нем: ненависти, насилия и жестокости. Сопогребаемся с Тобой во очищение уязвленного злом нашего Отечества. Аминь.

– Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему, благодаряще Бога: сей бо оскуде от сродства своего, и ко гробу тщится, не ктому пекийся о суетных, и о многострадальной плоти…[30]

Холодными губами о. Иоанн прикоснулся ко лбу игуменьи.

– Прощай, мать…

Она молча припала к его руке.

– Иди, – позвал Исая Боруховича старец Боголюбов, – последнее целование друг другу дадим.

Держась за борт телеги, Исай Борухович стал подниматься, но позади тотчас застучали затворы, и Голиков страшным голосом крикнул:

– Куда?! Сидеть! Всех постреляю!

С болезненной улыбкой Шмулевич сел на место.

– Какая, собственно, разница, – пробормотал он, – сейчас меня застрелят или через полчаса…

Сын, бессловесно велел он из могилы, читай дальше.

– Йитбарах ве-йиштабах ве-йитпаар ве-йитромам, йит-насе ве-йитгадар ве-йитале ве-йитгалаль Шме де-Кудша Берих-гу…[31]

– Берих-гу, – вместо маньяна откликнулся из-под земли Шмулевич.

– …ле-эла мин коль бирата ве-ширата, тушбехата венех-мата, да-амиран бе-алма, ве-имру амен[32], – едва сдерживая рыдания, промолвил убитый горем сын.

– Амен! – сказал заваленный тяжелым, влажным суглинком его отец.

– Йеге шлама раба мин шмая, ве-хайим алейну ве-аль коль Йисраэль, ве-имру амен![33] – воскликнул чудесным образом явившийся из-за океана Давидик, а может быть, и спустившийся с небес Арончик, и оба они согласно совершили криа[34], причем Давидик разодрал с левой стороны, там, где билось его живое сердце, совершенно новый американский пиджак, Арончик же порвал на себе порядком истлевший и утративший первозданный белый цвет саван.