Там, где престол сатаны. Том 2

А что же папа? Получив удар в левую щеку, подставил правую? Или в негодовании указал на нарушение трудового законодательства и посулил судебную тяжбу? О нет, други, нет. Ангел мудрости слетел с Небес к нему в сердце, и он не спеша двинулся к выходу. И только взявшись за ручку двери, обернулся, медленным взором окинул каждого и тихо прочел последнюю строку из «Возвращения к душе»: «И вот она – стоит твоя душа у смерти на затоптанном пороге». С этими словами Павел Петрович Боголюбов навсегда покинул редакцию газеты «Московская жизнь».

5

Каким образом провели утро следующего дня Сергей Павлович и Аня, и куда направился доктор Боголюбов, расставшись со своей любимой?

Они вышли из дома, покинув папу, храпевшего с особенной силой – надо полагать, от пережитых им накануне потрясений, сели в пустой троллейбус, затем в метро, где в ранний этот час пассажиров было раз-два и обчелся, с двумя пересадками добрались до «Кировской», где мимо памятника Грибоедову и лавки, на которой мирно почивал соотечественник в рваных башмаках, вытертых до дыр джинсах и почти новой кожаной куртке, прошли под липами Чистопрудного бульвара и свернули направо в Телеграфный переулок, к церкви Архангела Гавриила, куда торопились к литургии, начинавшейся в семь утра. Взглядывал ли Сергей Павлович все это время вокруг себя, оборачивался ли назад, дабы убедиться в отсутствии «хвоста» или, напротив, обнаружить его в ком-то из редких пассажиров или еще более редких прохожих, следующих за ними в том же направлении? Взглядывал, оборачивался и проделывал это неоднократно, пока Аня не успокоила его, сказав, что ни один разумный «хвост» не потащится за ним ранним субботним утром. У «хвоста» вместо разума приказ, возразил Сергей Павлович, но, оглянувшись еще раз, вынужден был признать ее правоту.

Влекло ли Сергея Павловича в храм Божий какое-то горячее, сильное чувство, или он всего лишь покорно следовал за Аней, стыдившей его, что он три недели не был на исповеди, не причащался и так и не поговорил с о. Вячеславом о дне их венчания?

Честно сказать, поначалу доктора подвигало неясное ему самому ощущение долга и нежелание огорчать Аню. Он смотрел в ее чистые прекрасные глаза, сквозь которые – ему казалось – он прозревал такую же чистую и преданную ему до последнего вздоха душу, видел выбившуюся из-под платка прядь черных волос, тоненькую шейку, маленькую родинку на смуглой щеке, и волна за волной накатывали на него волны нежности, любви и обожания, он крепко стискивал ей руку и бормотал:

– Венчается раб Божий Сергей рабе Божьей Анне… Из Сотникова вернусь, и под венец. Но сначала в ЗАГС. Там тебя депутат поздравит.

– От имени советской власти? – смеялась она и на ходу тянулась к нему, чтобы поцеловать в щеку.

– И по поручению… А о. Вячеслав скажет: жена да убоится мужа своего.

– Боюсь, боюсь… Ты грозный, могучий и справедливый.

Что, однако, испытал Сергей Павлович, вслед за Аней переступив порог церкви? Посетило ли его некогда уже пережитое чувство, что все невзгоды, терзания и сомнения остались позади и он оказался, наконец, под кровом и защитой вечного дома Отца своего? Повеял ли на него умиротворяющим покоем запах церкви, древних ее стен, веками курящегося в них ладана, горящих свечей и еще чего-то такого, чему нет ни названия, ни слова в родном языке, но что всегда отзывалось в душе щемящей, тихой, счастливой болью? Затрепетало ли его сердце, сокровенным своим слухом услышав тысячи и тысячи вышептанных здесь молитв, покаянных вздохов, тихих воплей и приглушенных рыданий? Ощутил ли он братское единение с теми, кто обрел Бога, и со спокойной верой смотрел во мрак ожидающей каждого ночи? И, наконец, стало ли ему хотя бы чуть легче после многодневной скорби подвала?