Там, где престол сатаны. Том 2

По ночам приходят тени и зовут меня к ответу. Ванька! Пес! Чего нас мучил? В злую рать зачем пошел? Чем прельстился, окаянный, слово Божие забыв? Иль не знаешь, что за гробом Суд Отца сынов всех ждет? И за все Отец наш спросит и за все воздаст сполна. В Книге жизней ты представлен по словам и по делам. Или думал, твою ругань не услышат Небеса? Поношение Святыни гладко с рук твоих сойдет? Речи хульные забудут, когда был ты во хмелю? К алтарю и ко престолу как ты яростью дышал? Иереев честных многих во враги ты записал, и тащил их на расправу, страшной казни предавал. Как Нерон когда-то в Риме, ты безбожно лютовал. Что ж, за все грядет расплата – за слова и за дела. Даже мысли ход сокрытый невозможно утаить. И от скверны помышлений ты осудишься сполна. Чашу горькую злодейства будешь, Ванька, пить до дна. Как другим ее готовил, так ты сам ее возьмешь, омертвелыми губами к ее краю припадешь. В трепете я воздыхаю: пощади меня, Господь! Я теперь в Твою ограду, ровно блудный сын, приполз, ничего я не желаю, кроме покаянных слез. Я теперь к Тебе взываю: если можешь, то прости. Но о рае не мечтаю: мне туда не добрести. Меня Петр от врат прогонит. Грешник, молвит, ты куда?! Уязвленного грехами к нам не пустят никогда. Господи! Я каюсь. Каюсь! Боголюбов Петр – прости. Иоанн, великий старец, вечная вина в груди. Ты, лебедушка-Анюта, иере-ева жена, богоданному супругу ты была по гроб верна. На коленях ты стояла, чтобы свекора спасти. Я теперь перед тобою на колени становлюсь и, как пред святой иконой, о моей душе молюсь. Милосердною рукою сердце от грехов очисть, чтобы я, калека духа, смог в конце пути спастись.

Было выслушано с неослабевающем вниманием, по завершении же Сергей Павлович с изумлением обнаружил в своих душевных глубинах зарождение приязни к древнему маленькому человечку, с такой беспощадной к самому себе откровенностью снова и снова пытающемуся спалить в покаянном пламени искушения, прегрешения и заблуждения давно минувшей молодости. Благоразумный разбойник, спрятав листок и освободив вздернутый желтенький носик от очков, теперь покорно склонил лысую голову, словно в ожидании удара. Ни у кого, между тем, не было и в помине. Напротив: преизобилие похвал, вполне искренних и более чем сердечных. Игнатий Тихонович, к примеру, признал лучшим из того, что доселе выходило из-под пера нашего автора. Ни в коем случае не откладывать в долгий ящик, а завтра же в «Сельскую новь». В конце концов, и в Москву. Что, собственно говоря, мешает?! Ах, эта извечная провинциальная робость! Он обратился к жителю столицы за авторитетным подтверждением, что на страницах московских изданий не всякий день появляются произведения, по чувству и слогу равноценные только что услышанному.