Там, где престол сатаны. Том 2

Холодно. Глаза слипаются. Спать хочется. Застывшими губами с усилием выдавливает: «иже еси…» И в одну из таких ночей, когда звал из последних сил, и умолял, и просил, и плакал, и даже лбом стучал в покрытый продранным линолеумом пол, перед ним вдруг беспощадным светом все озарилось. Пусть у него жилы лопнут. Пусть он подохнет здесь. Пусть его утром найдут бездыханным подле этой койки, на этом полу. Пусть. Но Тот, Кто на небе, на облаке, или где-нибудь в космосе, в безвоздушном пространстве, или где там Он обыкновенно сидит или лежит или гуляет, наслаждаясь и самого себя нахваливая, что хорошо Я все придумал, и землю, и людишек, и всякую тварь, – Он мальчика никогда не услышит. Ни живого, ни мертвого. И не потому, что не может, – не хочет. Дела нет. Ему ангел, может, и шепнет, а Он жуть как разозлится, что Его понапрасну тревожат. Какой еще мальчик? Александр? Безрукий? От рождения? Сам виноват. Что ты ко Мне лезешь? На Мне, понимаешь, вся Вселенная и прочие запредельные миры, забот выше крыши, а ты со всякими пустяками. Где он сейчас? В интернате? Вот видишь, не на помойке же. Ему там самое место. Проживет как нибудь. И хуже его людям приходилось, а ничего – жили и еще Меня благодарили, слава-де Тебе, Господи, за все благодеяния Твои. Вот таких Я люблю, смиренных, спокойных, всем довольных, которые за все благодарят, всему радуются и, отходя ко сну, добрым словом Меня поминают и ни в коем случае против Меня не бунтуют из-за всяких глупостей вроде того, что у какого-то мальчика рук нет, или горб вырос, или ногу поездом отхватило, а не будет, знаешь ли, валять дурака и на ходу перескакивать из вагона в вагон, Я такие дерзкие шалости никогда не одобрял, или его жестоко наказали, и он горькие лил слезы и, захлебываясь и рыдая, в темной комнате бил себя кулачком в грудь.

– И это, – страшным шепотом спросил Саша, приблизив свое лицо с широко открытыми, застывшими глазами к лицу Сергея Павловича, – Отец? Я разве могу Его Отцом назвать? Мне шесть операций сделали, я шесть раз под общим наркозом, один раз едва откачали, а все без толку… Он где был?! Если Он Бог, и Он добрый… а как иначе? злой Бог – это дьявол… Он должен был мне помочь. Если не может, или сил нет, то какой Он Бог? А если может, но не хочет, то дьявол, – мстительно повторил Саша. – Человек молится, а он смеется.

И страдание, и ненависть, и отчаяние смутной тенью наплывали на его лицо с нежной россыпью юношеских прыщиков и рыжеватым пушком на подбородке. На кого возлагал последнюю надежду, тот обманул. Кого почитал как отца, тот оказался наихудшим врагом. Кто должен быть неиссякаемым источником блага, тот явил себя средоточием зла.

– А знаете, – сумрачно усмехнулся подросток, – вот вы сказали: есть. А я говорю: нет! Нет его! Вот это, – он приподнял левую младенческую ручку без кисти и пальцев, но с успевшими затянуться розовой кожей рубцами, – от его доброты? Вот видите! – даже с торжеством воскликнул он. – Если бы он был, настоящий, все было бы по-другому. Но его нет. Его выдумали, и все эти чудеса выдумали, и сотворение, и что по воде ходил, и воскрес – все выдумали! Я в это верил, а теперь ни на грош. Мир сам создался, при чем здесь бог? Да вы не переживайте, – утешил Саша Сергея Павловича. – Вы верите, я – нет. И что? – Он пожал плечами. – Мне, собственно, все равно. Меня только одно стало мучить: зачем я родился? Правда: зачем?!

Под пристальным взглядом подростка доктор Боголюбов чувствовал себя подсудимым, в горле у которого горячим комом встало последнее слово. Что ж, наберемся мужества. Сейчас или никогда. Наказание до гробовой доски или бесконечная свобода до конца дней. Безмерная скорбь или непреходящая радость. Есть ли вина или, скажем так, некий недосмотр Создателя в появлении на свет мальчика без рук? Ответим со всей доступной перед столь устрашающим вопросом твердостью: да, есть. Подросток, указал доктор Боголюбов на своего собеседника, у ног которого снова улегся черный пес, выстрадал свои обвинения в молитвах, надеждах и сокрушительном отчаянии. В конце концов, он с полным правом может сослаться на Благую весть, уверившую нас, что и малая птаха ценой в сущую мелочь, всего в ассарий, не забыта у Бога, у вас же тем паче и волос не упадет с главы, не будь на то воли Творца неба и земли. После чего предъявит свои младенческие ручки и мрачно спросит, о чем же нам еще толковать. В пределах исключительно разума и зримых, как корабельные канаты, причинно-следственных связей его не опровергнуть. Существование зла отрицает бытие Бога. Точка.