Там, где престол сатаны. Том 2

– Тут никто ничего не знает и ни о чем не догадывается… Сонное царство, ты себе представить не можешь! – самозабвенно сочинял он. – Тишайшее житье, мы с тобой вместе как-нибудь сюда обязательно приедем! Я о тебе рассказывал, тебя ждут. Я даже подумываю вообще сюда переселиться, на землю предков. Погоди малость, я вернусь, и мы с тобой это обсудим. А что нам, в самом-то деле, на Москве клин, что ли, сошелся? Речка дивная, вековые сосны над ней, луга… – Сергей Павлович хотел было завершить описание сотниковских красот белостенным монастырем, но вовремя спохватился. Упомяни Никольскую церковь, в которой служил дед Петр Иванович, Сангарский монастырь, и ее тотчас пронзит мысль о завещании, за которым он отправился в град Сотников и которое грозит ему бедой. – Благодать!

– Да? – недоверчиво сказал она.

– Вот увидишь! И не мучай себя напрасными страхами! Ты-то сама…

– Я тебя, Сережка, очень люблю и очень жду… Может, пока и не стоило бы, но я тебе все-таки один секрет выдам: мы, – с особым смыслом произнесла она, – тебя ждем.

– Ты, – догадываясь, но еще боясь верить, пролепетал он, – и Нина Гавриловна?

– Дурачок. Мы – это мы.

– Анечка! – вне себя завопил он на весь переговорный пункт, да, пожалуй, и на весь град Сотников. – Ты даже не представляешь… Мы с тобой – и он!

– Или она. Я еще не знаю.

– Ну пусть она, – великодушно согласился Сергей Павлович. – Это же наша с тобой будет дочка! И зовут ее знаешь как?

– Как?

– Анечкой ее зовут, глупая ты моя!

– Сережа! – вдруг предостерегающе молвила она, и он прямо-таки увидел, как сдвинулись ее брови на прекрасном чистом лбу. – Я тебя умоляю… Сережинька! Христом Богом прошу… Нашей жизнью! Младенцем, которого я ношу! Если там, куда ты собрался… если там… – Он слышал, как она давила в себе рыдание. – Оставь ты это, Сережа!

Он вдруг понял.

– Тебе звонили?

– Зиновий Германович мне звонил, – не сразу и неуверенно сказала она, – предупреждал…

– Я не про него, ты знаешь. Звонили?

– Сережинька, – уже не сдерживаясь, прорыдала она, – я тебя очень, очень прошу!

– Негодяи! – с ненавистью сказал он. – Тебя запугивать… Заставлять волноваться! Ах, негодяи! – Голову ему словно пронзили со всех сторон острые иглы. – Ты, – переведя дыхание, с усилием промолвил Сергей Павлович, – не должна… слушать… Ты постарайся быть спокойной. Еще немножко, Анечка… Я завтра пусть ночью, но приеду. И сразу тебе позвоню. И перед отъездом позвоню.

2

Тьма непроглядная обступила его, когда он двинулся к деревянному мосту через Покшу. Кое-где, однако, слабо горели уличные фонари, о которых, судя по всему, совершенно не радел забросивший городское хозяйство Роман Николаевич, более озабоченный возможностями продвижения по служебной лестнице, чем удобствами и безопасностью обывателей. Из темноты выступили и напали на него эти двое. Темнота злодеям родная мать. Ступеньку в гостинице не может поправить. Отпускать ли подобных субъектов с миром или отправлять на принудительные работы, пусть даже они будут премьерами или президентами: класть асфальт, устанавливать фонари, красить заборы, рыть могилы на кладбищах? С непрекращающейся головной болью и тяжелым осадком в душе после разговора с Аней Сергей Павлович безоговорочно выбрал второе. Больше того: чем выше должность и чем значительней, стало быть, вред, нанесенный ее своекорыстным, самоуверенным, бездарным и наглым обладателем, тем суровей должна быть его последующая участь. В духе николаевских времен он не отказался бы от шпицрутенов, которыми не худо бы пройтись по сытым спинам нынешних вельмож. Не жалеть каналий. Пусть ужасается полный восторгов после вальса с прелестной девушкой и грезящий о возможном с ней счастье случайный свидетель. Он увидел ужас девятнадцатого столетия. У нас на исходе двадцатое со своими представлениями о возможностях зла, не говоря уже о его пределах, которые в наши времена отодвинулись в какую-то необозримую даль. Мир испортился, о чем тут толковать. Возьмем хотя бы разум – он распоясался до отрицания всякой нравственности, в чем нас убеждают в буквальном смысле технологии изготовления человека, ставящие под сомнение величественную полноту заповеди плодитесь и размножайтесь и вложенное в нас соответственно ей влечение к любовному соитию, от какового из двух существ возникает третье, вроде того, как это произошло у Сергея Павловича с Аней, должно быть тогда, когда она первый раз осталась у него и до рассвета делила с ним ложе, громко сказано про старый раскладной папин диван.