Там, где сердце (ЛП)

— Не ври мне, Лахлан. Единственная сила в этом мире, которая действительно может изменить человека — это любовь к женщине. Ты умер, и это стало отправной точкой, которая должна была изменить твой образ жизни. Но смерть не изменила тебя, не помогла выбраться из бездны, — она берет в свои ладони мою руку. Мама никогда не обнимала меня в детстве и, уж конечно, не держала за руку. Поэтому этот физический контакт между нами, как удар. — Поэтому, если ты изменился настолько, что решился не просто начать собственное дело… не просто начать работать, но создать благотворительную организацию для помощи тем, кто пострадал от стихийных бедствий… Единственное, что могло бы изменить мужчину так сильно — это по-настоящему удивительная женщина. Итак, кто же она?

Я с трудом проглатываю комок в горле и опускаю взгляд, надеясь скрыть тот вихрь эмоций, которые поднимают во мне мысли о Найл.

— Найл. Ее зовут Найл. Она… она медсестра. В ВБГ. Я встретил ее... ну, это долгая история, — я моргаю, пытаюсь сосредоточиться на дыхании и решить, как рассказать ей все. — На самом деле, это не длинная история, просто ее трудно рассказывать. Она и ее муж работали в ВБГ. Они были в отпуске здесь, в Калифорнии, и попали в аварию. Муж Найл умер. Он был донором органов.

Мамино лицо бледнеет, и она отставляет свой бокал.

— О, нет. Лахлан, ты же не имеешь в виду…

Я киваю и касаюсь своей груди там, где сердце.

— Да. Его сердце здесь. Помогает мне жить.

— Как вы познакомились?

Я отвечаю не сразу.

— Я попросил Ларри найти ее. Честно говоря, до сих пор не знаю, почему. Я не знал, что с собой делать. Просто... черт, я был совсем потерян. Искал какую-то цель… что угодно. Не знаю. Ларри нашел ее в небольшом местечке под названием Ардмор в штате Оклахома. После смерти Оливера она вроде как... ушла в подполье, если можно так сказать. Потеряла свой стержень, силу воли, или что-то еще. Они познакомились в ВБГ, и она не могла работать без него. Я поехал туда, чтобы встретиться с ней. Не знаю, чего хотел добиться или о чем думал, но то, что произошло... я этого не ожидал. Я совершенно случайно ее встретил, и… — я не знаю, что сказать дальше.

— Влюбился, — мама режет правду-матку, как всегда.

— Наверное, так и есть. Она потрясающая. Очень талантливая медсестра, преданная своему делу, хороший собеседник, и просто... невероятно красивая. Она просто идеальная.

Взгляд мамы смягчается, ее глаза блестят.

— Ну, и когда ты познакомишь меня с ней?

Я закашливаюсь.

— Не… не знаю, — я встаю и отворачиваюсь от нее. Сжимаю руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь, и разглядываю Лос-Анджелес, раскинувшийся под нами. — Все кончено. Я ушел.

— Кажется, тебе и правда не все равно, Лок. Я никогда не слышала, чтобы ты так говорил о женщине. Если честно, они все были для тебя на одно лицо. Так зачем же ты уехал, если чувства твои так сильны?

— Женщины не были для меня на одно лицо, мама, — я говорю спокойно, держа эмоции под жестким контролем. — Я это делал специально. В моей жизни присутствовали несколько женщин, которым я был действительно не безразличен, но я не позволял им приблизиться, потому что знал, что скоро умру. Зачем позволять им привязываться к человеку… с истекшим сроком годности? Это было бы несправедливо.

Мама молчит. Я слышу, как скрипит, отодвигаясь, ее стул, слышу стук каблуков по каменным плитам, чувствую ее позади себя.

— Я не знала, Лахлан.

— В этом и дело. Если бы я сказал им: «о, не переживайте по поводу того, что влюбились в меня, я ведь скоро умру», как думаешь, сколько из них осталось бы со мной? Сколько попытались бы понять? Это был мой крест, — я смеюсь. — Ну, нечто вроде того. Я ведь все равно проводил с этими красотками время.

— Не говори так, Лахлан, — мама легко касается моего плеча. — Ты защищал их.

— И иногда единственным способом заставить их уйти была игра. Поэтому я вел себя так, словно они для меня как раз-таки на одно лицо. Хотя это было не так, но они теперь уже этого не узнают.

Ее рука остается на моем плече и, как ни странно, я не против.

— Так что с этой женщиной из Оклахомы ... Ты сказал, ее зовут Найл?

Я выдыхаю.

— Найл, да… до встречи с ней я ни разу не испытывал подобных ощущений. В том числе и... собственную неполноценность. Именно поэтому я ушел.

— Нет, неполноценным ты не был…

— Черта с два, мама! Я именно такой! Или, по крайней мере, был таким. И хочу это изменить. Ты, мама, сама лишилась дара речи, когда я предложил начать некоммерческий бизнес. Я был плейбоем, мама. Ничего не делал. Был полным ничтожеством. Это не выразить словами. Все, что я имел, дали мне ты и отец. Я не работал, я не заработал ни цента. Тридцать один год, а я ни хрена не добился. Ни умений, ни талантов, ни увлечений. Ничего. Я даже не могу больше пить, а ведь когда-то был хорош в этом деле! И это дерьмово, потому что теперь, когда встретил Найл, я думаю только о ней. Я хочу только ее. И это тоже хреново. И я чертовски неполноценен, знаешь ли.

— Лахлан, ты…