Там, где шумит океан и царит вечное лето

Мангры, мангрова — это своеобразная растительность тропического пояса, распространенная по низменным морским берегам или по прилегающим к ним берегам устьев рек, то заливаемых в прилив, то освобождающихся в отлив от воды. Для такого ландшафта характерна илистая почва, пропитанная соленой водой и почти лишенная воздуха. К подобным условиям могут приспособляться лишь определенные виды древесных, кустарниковых и травянистых растений. Подробнее с этим нам удалось ближе познакомиться несколько позднее, о чем будет сказано ниже.

Фатала около Боффа, возможно, шире Волги. В среднем течении иногда ее противоположных берегов не бывает видно.

Пятнадцать минут длится переезд через реку на пароме, и вот мы уже на противоположном берегу Фатала. Над самой рекой стоит затененный деревьями одноэтажный отель «Фатала». Отель не имеет европейских удобств, но зато с его веранды можно любоваться широкими водами реки и наблюдать за грифом, который любит подолгу сидеть на засохшем, погибшем дереве около самой веранды.

Питаемся мы в «клубе», расположенном на открытом месте. Около клуба висит предупреждение: «Осторожно! В траве могут быть змеи».

Это предупреждение имело, вероятно, в виду распространенную в Африке очень ядовитую змею мамбу (Dendraspis) — древесного аспида из семейства аспидов (Elapidae), все представители которого чрезвычайно ядовиты, например кобры, очковые змеи (род Naja), крайты и др.

Мамба живет на деревьях (местные жители указывают, что и в кустарниках), окраска ее чаще всего зеленая. Длина тела от двух до трех с половиной метров. Нападая, она падает с дерева. Питается птицами и мелкими млекопитающими.

Мне пришлось встретиться с мамбой, только не у столовой, а около отеля. Проснувшись рано утром, я вышла во дворик и остановилась под деревом манго. Вдруг в траве что-то зашуршало. Посмотрев вниз, я увидела около себя довольно большую ползущую зеленую змею. Видимо, она упала с манго. По понятным причинам я постаралась как можно скорее ее покинуть.

Но зеленая мамба не преследует людей, тогда как другой вид мамбы — змея — с серо-коричневатой окраской — может погнаться за человеком. Местное население называет эту мамбу «минуткой» (если в течение двух часов после укуса не принять соответствующих мер, то смерть наступает очень быстро).

Оправившись от испуга, я поспешила в столовую. Здесь нас ожидал длинный стол, на котором были расставлены тазы с рисом, фоньо[30], листьями маниока, кусочками мяса и курицы в каком-то остром соусе.

Мне лично эта непривычная еда не очень понравилась, и я питалась главным образом бананами с хлебом, запивая их ананасовым соком.

До обеда мы успеваем полюбоваться сверху рекой Фатала, осмотреть помещающиеся недалеко от отеля развалины немецких и английских факторий, куда в свое время завозились товары для торговли с африканцами, и съездить в местечко Киссинг, расположенное в шестнадцати километрах от Боффа по дороге на Боке.

Киссинг стоит на берегу океана, вдающегося в этом месте глубоко в сушу. Это сюда когда-то приходили американские корабли, чтобы забрать сгонявшихся в Киссинг невольников.

Перед нами остатки ограды и стен тех загонов, в. которых содержались невольники перед погрузкой. Стоят старые пушки, когда-то защищавшие дома работорговцев от возможных нападений. Обращает на себя внимание участок морского берега, покрытый манграми.

После обеда для нас были устроены танцы. Танцевали на воздухе, поочередно сменяясь, представители двух африканских народностей — сусу и фульбе.

Музыканты сусу играли на балафонах. Балафон — это национальный африканский музыкальный инструмент. Он состоит из коротких деревянных, помещенных на общей подставке, полосок, к которым снизу прикрепляются разной величины половинки пустых калебассов, то есть «скорлупок» шарообразной формы, покрывающих плоды калебассового дерева[31].

При изготовлении музыкальных инструментов мякоть из калебассов удаляется, а отверстие затягивается бумагой, что в зависимости от величины калебасса дает при ударе звуки различной высоты. Нам довелось слышать, что будто раньше калебассы не затягивали бумагой, а предоставляли паукам заполнять их в различной степени своей паутиной. На балафонах играют, ударяя палочками по деревянным пластинкам, укрепленным над калебассами.

Музыканты же фульбе употребляли какой-то другой инструмент, по которому они ударяли кольцами, надетыми на пальцы. Под аккомпанемент такой местной музыки начались танцы. Они захватывали. В них не было лирики. Это был какой-то вихрь, словно несся все сметающий ураган. Техника, доведенная до сверхъестественного совершенства, поражала. Быстрота движений была такова, что отдельных частей человеческого тела нельзя было различить. Мы не видели ни рук, ни ног, ни лица танцующего, все сливалось вместе в одну сплошную движущуюся массу — человека больше не было. Оставалась только какая-то вращающаяся и все время меняющая свои контуры форма. Впечатление получилось огромное, опьяняющее.