Там, где цветет полынь

– Шумная блондинка? Отлично. – Он говорил, чуть кривя нижнюю губу, которая плохо его слушалась. – Я теперь здесь живу.

– Ясно, – буркнула Уля, не зная, куда деться от его пронзительного, тяжелого взгляда под безжалостным светом лампочки.

– А ты? Тоже здесь живешь, так? – Парень потянулся к форточке, и плотный аромат бульона мигом сменился влажным воздухом улицы.

– Да. Я лучше пойду.

Уля осторожно положила ложку на место. Потом выключила газ под чайником и направилась к себе, делая вид, что не чувствует, как парень провожает ее взглядом.

В комнате, все еще сжимая в руке пакет с хлебом и сыром, она открыла крышку ноутбука. Тот надсадно зашумел в ответ. Внезапная встреча с новым соседом только подтвердила смутную уверенность, что дальше так продолжаться не может. Назойливость, с которой парень расспрашивал ее, не обещала ничего хорошего.

Мрачная коммуналка не только была Уле по карману, но и спасала от лишнего внимания. Теперь же ей снова придется искать убежище, пока в карих глазах нового соседа она не разглядела шальную маршрутку или острое лезвие ножа в переулке, а может, что похуже. Только сил на переезд в Уле не было. В ней их вообще не осталось. Она чувствовала, как разум медленно, капля по капле, покидает ее, сменяясь плотной пеленой отчаяния и постоянного страха.

Дрожащими пальцами Уля схватила мышку, кликнула по браузеру и ввела в поисковике: «Москва. Психоневрологический диспансер».

Мятый квиток

Грязно-серое здание в два приземистых этажа почти сливалось с мрачно насупившимся небом. Потемневшие от сырости и времени деревянные рамы слепо смотрели на мир через пыльные стекла, а входная дверь тихо поскрипывала каждый раз, когда кто-то приоткрывал ее, чтобы прошмыгнуть внутрь.

Уже больше часа Ульяна сидела на скамейке, сжимая в руке листочек, на котором еще ночью нацарапала адрес ближайшего диспансера, услужливо выданного поисковиком. Экран так равнодушно светился, отображая списки больниц, что Улю передернуло.

Было в нем что-то, напоминающее взгляды прохожих, когда они переступают через прикрытое тряпочкой мертвое тело в метро. Такой же спокойный, отстраненный взгляд не желающих потратить ни секунды на сочувствие чужой беде. Так смотрела и Уля на уличных больных и нищих – равнодушно, с легкой досадой. Пока сама не стала больной и нищей.

Она протянула руку и с силой захлопнула крышку ноутбука. Тот рассерженно пискнул, зашумел и выключился. Повисшая тишина мешалась с пыльным сумраком комнаты. Только из-под двери выбивалась острая полоска света. И фонарь глядел в окно желтым привычным взглядом.

Записка с адресом жгла ладонь, Уля отложила ее, посидела немного, вслушиваясь в отзвуки разговора за стеной. Наталья снова говорила сама с собой – монотонно, пугающе громко. Вот кто должен сидеть в темной комнате, одинокий и пустой, записывая, как проехать туда, где его наколют успокоительными и завяжут руки за спиной. Городские сумасшедшие скрываются в мрачных коммуналках, но отличалась ли Уля от них? Она и сама не была уверена теперь – не слышать голоса, не видеть чертей, не воображать себя Наполеоном оказалось мало для того, чтобы считаться нормальной, здоровой, такой, как все.

– Уж лучше б у меня был выдуманный друг, – прошептала она, прямо в одежде укладываясь на скрипнувший диван. – Тогда мне было бы с кем поговорить.

Утром она проснулась до пронзительного звонка будильника. Рассеянный свет из окна еще не начал пробиваться сквозь октябрьскую хмарь. Ульяна села на кровати, восстанавливая дыхание. Ей снова снилась серая бесконечная стена. Теперь на ней можно было разглядеть длинные борозды, будто кто-то царапал ее из последних сил. Чужие суставчатые пальцы ощупывали каждый сантиметр ноздреватого камня, но не находили лазейки. От этого они двигались еще быстрее, еще резче и озлобленнее. Темная полоска грязи под длинными ногтями вызвала в Уле отвращение такой силы, что она вырвала себя из сна одним немыслимым усилием. И долго потом сидела, свесив ноги на холодный пол, заставляя себя очнуться, поверить, что сон всегда остается сном. Получалось плохо.

Время только перемахнуло через отметку пяти утра, когда Уля вышла из комнаты. Коридор оставался пустынным и тихим. За дверью, исчерканной фломастерами и карандашами, кто-то оглушительно храпел. Ульяна была уверена, что звук этот вырывается не из горбатого носа тихого, пришибленного мужичка, какими-то кознями судьбы ставшего мужем Оксаны. Нет, только сама хозяйка могла выводить эти бесконечные рулады. Наталья же спала бесшумно, а может, и не спала, а сидела спиной к окну, уставившись в стенку, не моргая и не дыша.

Третья дверь – черная, плотно закрытая – нарушала привычный облик квартиры. Обычно ее загораживал массивный шкаф, теперь же он сиротливо стоял в углу.

Пока Уля размышляла об этом, шум вдруг оборвался. Раздался шорох легких шагов: кто-то подошел к двери с той стороны, замер, прислушиваясь, и остался стоять. Уля услышала, как скрипнул пол. Как тяжело задышал тот, кто стоял напротив, отделенный от нее выкрашенной в черное фанерой.