Там, где цветет полынь

Ульяна распахнула дверь, зная, что Рэм стоит на пороге.

– Ты кричала, – проговорил он.

– Мне приснился дурной сон.

– Ты очень громко кричала.

– Это был очень дурной сон. – Уля обняла себя за плечи. – Гус может исполнить любое мое желание, кроме воскрешения?

– Да.

– Любое значит совсем любое?

– Да.

– Отлично, я согласна. – Слова легко скользнули с губ, и в эту же секунду Уле отчаянно захотелось взять их назад, но она продолжала стоять, рассеянно улыбаясь Рэму, утопавшему в полутьме сырого коридора.

Ослепительная белизна

Они стояли у приземистого здания, похожего на школьную пристройку, в которой прячется от любопытствующих глаз раздолбанный спортзал. Уля рассматривала потемневшие от времени бурые стены, подслеповатые квадратные окошки, складывавшиеся, как тетрис, в высокие рамы от пола до плоской крыши.

Когда-то давно, в годы их жизни до Алексея, мама водила ее в точно такую же школу. Не лицей, не гимназия, не еще какое-то новомодное слово, что делало бы ребятню умнее в глазах любящих родителей, готовых отдавать добрую часть зарплаты на классные нужды. Просто школа. Покрытые краской парты, гулкие коридоры в панцире кафеля, пропахшая компотом столовка и спортивный зал.

Он казался Уле местом пыток. Потная раздевалка, темный коридорчик и наконец расчерченное под баскетбольную площадку помещение с дощатым полом и эхом, множащим удары маленьких ладошек по мячу.

Теперь это было далеко. Память умело стирает ненужности, оставляя лишь отзвуки того, что полнило тебя когда-то. Прячет былое в самые дальние уголки, чтобы однажды вытащить на свет: мол, на, смотри, вспоминай! И Уля вспоминала, как мама ждала ее, сидя на низкой лавочке в фойе. Как освещала ее уставшее лицо улыбка, когда Ульяна выбегала из дверей, на ходу застегивая белую кофточку. Все девять пуговок-жемчужинок – отчего-то они запомнились особенно четко. Матовый блеск крашеной пластмассы, тихий скрип о ткань, страх, как бы не оторвались, не потерялись на полутемной лестнице, где потом такие найдешь?

Уля тяжело сглотнула, прогоняя воспоминания. Не время. Не место. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

По дороге, раскинувшейся перед бурым зданием, с громким шумом неслись машины. Они гудели друг другу, мигали огнями, фыркали, тормозили и улетали вперед. Никому не было дела до двух темных фигурок на обочине. Уля вдохнула влажный воздух, пропитанный дорожной пылью, и обернулась на Рэма.

Тот стоял чуть в стороне, прижимая к уху телефон. Последние десять минут парень пытался дозвониться кому-то, кто никак не желал отвечать. Длинные протяжные гудки раздражали Рэма, и он, дергая плечом, шагал вдоль стены, но попыток дозвониться не оставлял.

Где они и почему здесь оказались, Уля не знала. Как только согласие сорвалось с губ, Рэм потащил ее прочь из дому так поспешно, что она успела только схватить куртку и натянуть на босые ноги ботинки. Теперь ногам было холодно и мокро. Но Рэма ее проблемы не волновали. На все вопросы он отвечал равнодушным молчанием, снова и снова пожимая плечами, будто у него нервный тик.

– Может, придем в следующий раз? – робко предложила Уля, когда Рэм в очередной раз прошел мимо, со злостью давя на кнопки телефона.

Тот бросил на нее раздраженный взгляд и открыл было рот, чтобы ответить, но гудки сменились громким щелчком соединения. Уля напрягла слух, пытаясь разобрать слова, но Рэм уже нажал на отбой.

– Пойдем, нас ждут, – сказал он. Сунул мобильник в карман и направился вдоль стены.

Уля успела заметить, как он украдкой вытер ладонь о штанину, – брезгливо и воровато, будто опасаясь, что кто-то заметит, но не в силах совладать с отвращением.

Они долго шли по узкому тротуару, почти прикасаясь локтями к бурым кирпичам. Здание казалось таким бесконечным, что пройди вдоль него, не останавливаясь, и рано или поздно вернешься туда, откуда начинал свой путь, обогнув всю Землю. Если бы не грязно-красный цвет, Уля решила бы, что перед ней нескончаемая гладь серой стены из сна.

При мысли о ней голова мерзко закружилась. Белесый туман, как живой, встал перед глазами, заставив тело содрогнуться от ужаса. Уля помотала головой и ускорила шаг. Рэм как раз поджидал ее, стоя у темной арки, которая делила здание пополам. Мутные квадратики окон проводили их взглядами, когда они нырнули в пыльную темноту двора, захламленного мешками и бетонными плитами. Земля была перерыта, где-то в отдалении мерно шумела строительная техника. Под ногами пружинили темные от сырости доски настила.

Рэм уверенно шагал в самую глубь двора, огибая мусор, Уля послушно семенила следом, стараясь не оступиться. Под ложечкой предательски ныло. Дурнота медленно поднималась к горлу, дожидаясь, пока Ульяна дойдет до черной тяжелой двери, у которой замер Рэм, и уже тогда наполнить рот горечью.

На крыльце, сразу под неуместной в этой пыли и серости вывеской «Сакура в цвету», стоял высокий мужчина – тощий, почти прозрачный, с редкими волосиками, зачесанными назад. Грубый фартук доходил ему до колен, а длинные завязочки опоясывали тело дважды, прежде чем завернуться в узел на уровне пупка.