Там где цветут эдельвейсы

========== Часть 22 ==========

До дома я добрался без приключений. Маша встречала меня прямо как в сказке — ожидая у окна.

— Мить, что происходит? — с этими словами она открыла мне двери, за её спиной стояла Надя.

— Маша, наш брак недействителен. Андрей жив.

Она нервно пожала плечами и развела руками, типа для неё это ничего не значило.

— Когда мы летим домой, Митя?

— Завтра. Маша, не нервничай, пока ехал сюда, я всё думал, что с этим всем делать, и понял вот что. Во-первых, Андрея надо найти. А дальше станет ясно, насколько он нуждается в нас. Его не было больше двух лет…

— Надя говорит, что он потерял память.

— За два с лишним года она могла вернуться. Но у него нет документов. Значит, он живёт под чужим именем. И ещё, если ему грозила опасность тогда и он так и не выполнил условия тех, кто его преследовал, то она грозит ему и теперь.

— Что ты будешь делать?

— Встречусь с одним человеком и раскрою свои карты в обмен на его честность. Может быть, мы договоримся.

— Насколько это опасно?

— Не знаю, не думаю, что для меня эта встреча может нести угрозу.

— Митя, я боюсь за тебя. — Маша обняла меня, прижавшись лбом к груди, а потом подняла на меня глаза и смотрела долго-долго.

— Всё будет хорошо, родная. Я сейчас созвонюсь кое с кем, и будем ужинать. У нас есть ужин?

— Между прочим, сегодня я готовила, — раздался голос Нади.

— Да, она творила чудо под названием лагман. Митенька, как я хочу домой!

Я посмотрел на неё с усмешкой.

— Завтра! И сразу заберём Павлика от родителей. Жутко скучаю по сыну.

Маша улыбнулась и немного успокоилась. Мне не хотелось, чтобы она так нервничала, я же видел и растерянность, и страх в её глазах. Я понимал, насколько она боится перемен. Все эти суды, признание Андрея погибшим, наш брак, её расшатанные нервы, беременность и теперь снова неизвестность.

За то время, что мы здесь, Маша перестала быть слабой. Хотя, наверно, слабой и не была никогда. Просто металась из одной крайности в другую. Я почему-то подумал, что был не прав тогда, пять лет назад. Я мог бы быть более настойчивым, и Пашка мог бы быть моим сыном, а Андрей был бы жив и здоров, может быть, женился бы на какой-нибудь принцессе и изменял бы ей с фрейлинами. Но мы оставались бы друзьями. А теперь нет. Я выполню свой долг и буду вспоминать бывшего друга.

Хотя весь этот расклад годился для живого и здорового во всех отношениях Андрюхи. А если нет? Если он инвалид на всю оставшуюся жизнь? Разве мы его бросим?

Я поел невероятно вкусный лагман, похвалил Надюшку, попросил Машу записать рецепт этого восточного супа и вышел на улицу позвонить.

Договорились с Игорем Владимировичем встретиться ещё раз завтра с утра, до нашего отъезда. Заодно и позавтракаем.

Несмотря на жуткую усталость, пошёл прогуляться с девочками в парк. Погода тёплая, осень вступила в свои права на все сто: и деревья позолотить успела, и ковры шуршащие под ноги кинула. Темнеет поздно, и в лучах заходящего солнца бьющие вверх фонтаны рассыпаются каплями, так похожими на маленькие драгоценные камни. И посреди водяных струй заточён кусочек радуги — кажется, протянешь руку и дотронешься до чуда.

Маша шла, молча держась за мою руку. Надя фотографировалась на фоне зданий, фонтанов, клумб, лавочек, цветников. Попросила снять её рядом с памятником героям войны Маншук Маметовой и Алии Молдагуловой. Потом сделала кучу селфи около главпочтамта. И под конец разрыдалась в голос.

— Вы понимаете, я же больше никогда-никогда сюда не приеду. Мой город детства останется только в памяти, как и папа. Вот и всё. Это конец!

Моя Маша обняла её.

— Нет, Надюша, это начало. У тебя начало новой жизни, и у нас с Митей тоже. Ты нас в Москве не забывай.

— Нет, я не забуду! И в гости к вам ходить можно?

Я только выдохнул. Конечно, можно. Но как эту девочку понять, когда у неё то любовь, то вот как сейчас — дитя неразумное?

***

С Игорем Владимировичем встретились за тем же самым столиком, что и в прошлый раз.

Он подошёл, расположился напротив меня.

— Так что вы мне хотели сказать, Дмитрий Иванович?

— Нет, я не сказать, я спросить хотел.

— Спрашивайте.

— Этот столик прослушивается, потому мы здесь?

— Нет, наоборот, этот столик не прослушивается, и потому мы здесь. Придётся поверить на слово и выключить диктофон.

— Да я интервью у вас не беру, потому диктофон мне без надобности. Кто заставил Надю написать мне письмо?

— Мы. Кроме того, мы её и на практику к вам устроили. Глупая девочка, влюбилась…

— Не стыдно?

— Стыдно! Её откровенные фото я уничтожил, их никто не видел. Но это была гарантия, что она сделает всё как надо.

— Иначе они могли попасть в сеть?

— Правильно мыслите. И не надо на меня так смотреть, цель оправдывает средства.

— А совесть? Как с ней быть?

— Мы пришли говорить не о философии и не о том, что хорошо, а что плохо. Вы принесли видео?

— Я хочу знать, что это за видео?

— Вы же его смотрели. Копию не сняли?

— Нет. Зачем? Но вам придётся поверить мне на слово.