Там, где твое завтра

Пришлось вызванивать дядю, просить, караулить какого-то знакомого, но через два дня я держал в руках заветную книжку, которая сейчас казалась пропуском в мир взрослой жизни. Наконец закончились вечные зачеты, экзамены, сессии и конспекты. Душа пела, мир прекрасен, будущее выглядело заманчивым и необыкновенным. Вот только девушки не было, и это единственное, что немножко омрачало, но прямо сейчас даже такое положение не расстраивало. Все было замечательно, и все было впереди.

Часть 2. Учись, студент!

Наверное, самым ярким воспоминанием со школьной поры осталась покупка очков. Точнее, не сама покупка, и даже неправильно назвать это воспоминанием – это был жизненный этап, который нужно было просто пройти, сжав зубы и сохраняя беззаботность. Где-то в середине седьмого класса зрение упало настолько, что даже со второй парты разобрать написанное на доске не представлялось возможным. В принципе, таких «счастливчиков» было столько, что первых двух рядов на всех не хватило.

Очки выбирали всей семьей. Главный принцип, на котором строились покупки, – каждая вещь должна быть практичной и недорогой. Причем изначально она должна быть недорогой, а уж практичность принимается как неизбежное следствие первого пункта.

– Отлично сидят. – Папа придирчиво меня рассмотрел. Покрутил оправу и добавил: – Надежная.

– Тебе идет. Сразу видно, что умный. – Эта составляющая для мамы всегда была главной. Меня же периодически беспокоил вопрос, можно ли быть умным и красивым одновременно.

Первое правило, которое я усвоил с детства, – не расстраивать родителей и скорее сбежать из магазина. Дело не в том, что было безразлично, и не в том, что рассматривать себя в зеркало как-то глупо и не очень удобно, главное – не расстроить родителей, тем более когда им нравится. Я даже не смотрел на себя, думая лишь о том, что вариантов особо и нет. Ошибку я понял уже дома, но изменить ничего не мог. Сказать, что очки не понравились, – значит не сказать ничего. Массивная, тяжелая пластмассовая оправа непонятного цвета. Она казалась не то черно-синей, не то черно-коричневой в странных разводах, а с расстояния пары метров приобретала цвет грозовых туч перед ужасным ливнем. В принципе, такие очки можно найти у любого дедушки лет семидесяти, но там они ко всему с отломанной дужкой и резинкой вместо нее, чаще всего из трусов. Из зеркала на меня смотрело лицо ботаника, который вместо подушки использовал пару томов «Война и мир», на ночь перечитывал Иммануила Канта, а потому чах не по дням, и теперь остались только глаза, скрытые за большими темными очками.

Обведя взглядом класс вооруженный отличным зрением, я сложил очки в футляр и спрятал. У одноклассников оправы впечатляли: металлические, золотистые, с тоненькими стеклами. Вспомнив цены, лишь тяжело вздохнул и вернулся к испытанному методу улучшения зрения. Постоянно щуриться и помогать себе пальцем делать тоненькую щелочку, чтобы видеть лучше. Было неудобно, но намного лучше, чем сидеть в ужасных очках. К концу дня глаз немного болел, но, увы, красота требует жертв.

В институте пришлось оставить и стеснительность, и комплексы. Щуриться в огромной аудитории можно было сколько угодно, но увидеть ничего не получалось. Через какое-то время, когда показалось, что внимания на меня уже не обращают, я порой даже забывал их снимать. Потихоньку очки стали нормой, и хотя переживания, что таким меня никто не полюбит, не покидали, но как минимум номер автобуса на остановке можно было рассмотреть уверенно, а не волноваться до ближайшего поворота, в правильном ли направлении ты движешься.

Теперь, после окончания института, к очкам я привык и уже не снимал. Так было и удобнее, да и ни к чему казалась вся эта игра в красоту. Романы закончились, новых не намечалось, так что нравиться было некому. Именно таким, заученным, стеснительным, с широко открытыми глазами, которые лишь моргали за толстыми стеклами, я и вошел в лабораторию, где мне предстояло работать.

Первый рабочий день. Если бы кто-то тогда сказал, что этот день останется в памяти навсегда, наверное, я бы смеялся. Но непостижимо устроенный мозг запечатлел все детали.

Я застыл у двери. Вдоль стен на стеллажах разместились десятки приборов, от вида которых разбегались глаза, и только сейчас понял, как боюсь не разобраться в этом оборудовании. Воображение уже нарисовало картину моего позорного изгнания. В кабинете находились четверо мужчин и девушка: нереально красивая блондинка, которая с любопытством рассматривала меня, переминающегося с ноги на ногу и порывающегося что-то сказать. На ее лице мелькнула улыбка, смешанная с нескрываемым любопытством.

– Здрасте. – Казалось, что к порогу я приклеился, и сделать шаг – непостижимо трудная задача.

Мужчины лишь кивнули, уткнувшись в свои дела, всем видом демонстрируя, что ничего не случилось.