Читаем Там, где твое завтра полностью

Из параллельных классов потом рассказывали, что мой доклад Шлейфман ставила в пример и даже что-то из него цитировала. Это могло бы быть утешением, но уж очень слабым.

Через два месяца, когда четвертные оценки были выставлены и, вполне предсказуемо, по физике вышла тройка, я набрался смелости и решил напомнить о книге, которую дал почитать.

– Людмила Борисовна, – боже мой, знал бы кто, как я волновался, я боялся ее настолько, что даже напомнить о книге было настоящим испытанием, – а вы мне книгу когда вернете?

– Какую книгу? – Физичка посмотрела удивленно и, как показалось, даже раздраженно.

– Про молнии. Я вам почитать давал. – Я чувствовал, что вспотели даже ладошки.

– Не давал ты мне ничего. – Она отвернулась, уставившись в журнал.

Этот урок был одним из первых в цепи познания жизни. Оказалось, что даже те, кому доверять нужно по умолчанию, умеют замечательно, непринужденно и очень даже неожиданно врать. Ответ лишил не только дара речи, но и развеял некоторые детские заблуждения о нравственном облике учителя. Вечером, прогуливаясь около школы, я безумно хотел швырнуть в окно физички камень, но храбрости так и не хватило. Через неделю это сделал кто-то другой. Справедливость пыталась пробиваться даже такими, совсем не стандартными методами.


В аттестате красовались две тройки. К физике добавилась русская литература, что стало сюрпризом даже для меня. Увы, сотни прочитанных книг не помогли написать сочинение без ошибок. Еще одна аксиома о том, что много читающие люди пишут без ошибок, мною была опровергнута окончательно и бесповоротно. Судя по тому, как начинался жизненный путь, моя миссия заключалась в том, чтобы из чего-то правильного и логичного создавать исключения. По словам папы, провал был полный и окончательный. На семейном совете решили единогласно: поступать нужно на «Промышленную электронику». Специальность перспективная, для парня в самый раз. Но, как оказалось, даже физику я учил напрасно. Уже на первом экзамене по математике случился конфуз в виде двойки. Вступительная кампания оказалась завершенной, не успев толком и начаться. Что делать дальше, не знал даже папа. Странно, но только когда я оказался в полной заднице, мне разрешили думать самому. Мой мозг еще не создал теорий, которые однажды составят платформу мировоззрения, но почему-то в памяти плотно зафиксировалось понимание того, что, когда все совсем хреново, спокойствия и покоя чуть больше, а советов несоизмеримо меньше.

– Пойду в училище. Если по профильной специальности красный диплом получить, то направление дадут. Как-никак дополнительный балл. А там еще раз поступать буду. – Я неожиданно почувствовал, что вот сейчас действительно завелся. Злость это была или задетое самолюбие, уже не имело значения. – Стипендия опять-таки будет. На курсы запишусь подготовительные. За год подготовлюсь.

Ситуацию сгладило и то, что никто из ближайших друзей никуда не поступил. В заочном соревновании родителей за самого умного сына вышла ничья. Это то, о чем не принято говорить, а если и говорят, то делают беззаботный вид, словно шутка у нас такая:

– Как там ваш Вася?

– Не повезло нашему Васе. Пролетел мимо МГИМО.

– Эх, а наш Петя учил-учил, а тоже не повезло. – Примерно так мог бы выглядеть этот диалог, и оставался лишь один вопрос: «Какая радость больше – собственный успех или неудача соседа?» В данном случае в пролете все, а потому эйфории ни у кого не прибавилось.

Ничто так не объединяет, как общая неудача. И Славик Казанцев, и Женька Тороп, друзья детства и соседи по старому району, где сейчас жил дед и куда семьей перебирались на лето, когда начинался дачный сезон, оказались в точно таком же положении. Узнав, что я уже подал документы в училище на электромеханика, вопрос «Что делать?» у них автоматически отпал.


В училище пришлось удивиться еще разок: в группе из двадцати трех человек – три медалиста и шестнадцать человек без троек в аттестате. Балл моего аттестата был третьим с конца. Конкуренция даже здесь оказалась нешуточная. Столько красных дипломов училище не потянет. «Черт возьми, наверное, ход моих мыслей слишком банален, раз уж опять оказался в толпе неудачников с такими же надеждами и планами», – мысленно я уже видел, как весь этот коллектив сидит на вступительных экзаменах того же института. Но где-то в глубине души все же понимал, что соревноваться нужно не с ними, а с самим собой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман