– Разве нет такой специальной школы, куда дети ходят, чтобы научиться считать? – снова спросила я. – Разве ты не можешь просто ответить «пять»?
– Я могу ответить «пять».
– То есть, по-твоему, лучше показать мне руку с растопыренными пальцами?
Она пожала плечами.
– А где все?
– Спят. А у тебя был телевизор? У нас тут есть телевизоры, но они не работают.
– Не повезло вам.
– Да, не повезло. – Она театрально вздохнула, но не думаю, чтобы это ее и впрямь расстраивало. – Бабушка говорит, что я задаю много вопросов. Только ты, мне кажется, задаешь еще больше.
– Ты любишь задавать вопросы? – Мне вдруг стало интересно. – А какие?
Она пожала плечами:
– Нормальные вопросы.
– О чем?
– Обо всем.
– Продолжай задавать их, Ванда, и, может быть, ты выберешься отсюда.
– О’кей.
Она помолчала.
– А зачем мне выбираться отсюда?
Не такой уж нормальный вопрос, пришло мне в голову.
– Тебе здесь нравится?
Она оглядела кухню.
– Я больше люблю свою комнату.
– Нет, это место, сам поселок. – Я ткнула пальцем в окно. – То, где ты живешь.
Она кивнула.
– Чем ты занимаешься весь день?
– Играю.
– Устаешь, наверное.
Она кивнула.
– Иногда. Скоро я пойду в школу, знаешь?
– А здесь есть школа?
– Не здесь.
Кажется, она по-прежнему имела в виду эту комнату.
– А что делают твои родители?
– Мама работает с дедушкой.
– Она тоже плотник?
Она покачала головой:
– У нас нет плота.
– А чем занимается твой папа?
Она снова пожала плечами.
– Мама и папа больше не любят друг друга. А у тебя есть дружок?
– Нет.
– Никогда не было?! Ни одного?!
– Был, и не один.
– В одно и то же время?
Я не ответила.
– А почему сейчас ни одного?
– Потому что я их разлюбила.
– Всех-всех?
– Почти всех.
– Ой, это совсем не здорово.
– Нет… – Я заколебалась. – Думаю, что нет.
– Тебе поэтому грустно? Мама из-за этого грустит.
– Нет, мне не грустно. – Я неловко усмехнулась, почувствовав себя неуютно под ее взглядом и градом вопросов.
– Ты выглядишь печальной.
– Как это я могу выглядеть печальной, если улыбаюсь?
Она в очередной раз пожала плечами. Вот за что я не люблю детей: у них в мозгах слишком много пустых мест и слишком мало ответов. Именно по этой причине я ненавидела себя, когда была ребенком. Мне всегда не хватало информации о том, что происходит, и редко доводилось встретить взрослого, который мог бы просветить меня на этот счет.
– Послушай, Ванда, для человека, который задает много вопросов, у тебя, похоже, маловато ответов?
– Я задаю не такие вопросы, как ты, – нахмурилась она. – И знаю много ответов.
– Например?
– Ну, например… – Она напряженно размышляла. – Например, мистер Нгамбао из соседнего дома не работает в поле, потому что у него болит спина.
– А где здесь поля?
Она показала на окно:
– Вон там. Там растет наша еда, а туда все ходят в столовую три раза в день, чтобы кушать.
– Вся деревня? Все вместе?
Она кивнула.
– Там работает мама Петры, а я не хочу там работать, когда вырасту, и в полях не хочу. Я хочу с Бобби, – пропела она мечтательно. – Папа моей подруги Лэйси работает в библиотеке.
Я прикинула, насколько важно то, что она мне сообщила, и пришла к выводу, что совсем не важно.
– А никто никогда не задумывался о том, чтобы потратить время на более разумные вещи? Вроде того, как бы, черт возьми, выбраться отсюда? – язвительно спросила я, адресуя вопрос в первую очередь себе.
– Некоторые пытаются выйти, – ответила она, – но не могут. Отсюда нет выхода. Но мне тут нравится, поэтому я не расстраиваюсь. – Она зевнула. – Устала, пойду спать. Спокойной ночи.
Она соскользнула с дивана и направилась к двери, таща за собой скрученную простыню.
– Это твое? – Она остановилась, наклонилась, подняла что-то с пола и протянула это мне.
Я увидела, как эта штука заблестела в свете, просачивающемся из-под двери.
– Да, – вздохнула я, беря у нее из рук свои часы.
Дверь открылась, оранжевый свет наполнил комнату, вынудив меня закрыть глаза, а потом я услышала, как дверь снова захлопнулась, и осталась одна в темноте, а слова пятилетней девочки стучали у меня в ушах: «Некоторые пытаются выйти, но не могут. Отсюда нет выхода».
И еще одно мне не нравится в детях: в какой-то момент они обязательно произнесут то, что ты и так в глубине души знаешь, но ни за что не хочешь признавать. И еще больше не хочешь услышать.
Глава двадцать вторая
– Итак, Иосиф – плотник. А чем вы занимаетесь, Мария? – спросила я Хелену, когда мы прогуливались по пыльной деревенской дороге.
Она усмехнулась, но промолчала.