Взявшись за руки, мы пробежались к реке. Уже вечерело, и мягкий приятный свет лишь слегка золотил величественные воды реки.
— Теперь отец счастлив, — произнес Стас, — Несчастье, выходит, помогло. И ему и…. мне. Я бы должен радоваться, что теперь преемник….
Он перевел взгляд на речку. Я обняла его за талию, и Стас почти рефлекторно крепче притянул меня к себе.
— Но ты не можешь. Потому, что тебе кажется – ты воспользовался ситуацией. Потому, что ты думаешь, будто не лучше Захара от того, что возвышаешься вроде бы от того, что не зависело от тебя – по самому факту рождения не от предательницы.
— Так и есть? – он посмотрел мне в глаза.
— Будь оно так, тебя бы это не беспокоило, Стас. Ты наслаждался бы ситуацией, как делал это Захар долгие годы.
— Я рад, что ты так считаешь, — он поцеловал меня в щеку, — Не хотелось бы в твоих глазах быть на него похожим.
— Ты на него не похож ни в моих, ни в чьих либо других глазах.
— Мне просто не нравится то, как меняются взгляды людей в зависимости от обстоятельств. Я против Веды ничего не имел раньше и не имею теперь. Но вчера она была опасным изгоем, а сегодня народ славит ее. То же самое и со мной. Народ словно враз забыл, кто я….
— «Толпа, рукоплещущая твоей коронации, та же толпа, что будет рукоплескать твоему обезглавливанию», — я осеклась. Не только потому, что процитировала Пратчетта, который родиться через одиннадцать веков, но и осознав, каков новый смысл этого высказывания здесь, в этом времени. Где обезглавливание не метафора, скрывающая под собой какое-нибудь публичное унижение.
— Красиво сказано, — протянул Стас, — и, увы, правдиво. Это ты?
— Терри Пратчетт. Такой британский сказитель, — надеясь, что правильно помню, как называлась Англия в девятом веке, ответила я.
— Ты бывала там?
— Нет. Но читала некоторые его работы.
— Так что же, ты знаешь британский?
— Ага, — я пристально вгляделась в его лицо, проверяя реакцию. С каждым днем врать становилось все труднее и возможность сказать хоть толику правды, была словно бальзам на душу, — Но его рукописи я читала в переводе на наш язык. Такое делали на моей земле.
— Меня беспокоит, что даже столь ученый народ не смог противостоять Берсерковому племени, — он осекся, — Прости, Элина, я….
— Прав, — вздохнула я, — Нужно подумать о том, как защититься если они вернуться на наши земли.
Последним, что я хотела было вновь ступать на хрупкий лед, обсуждая мое мифические племя.
— Об этом позабочусь я, — проговорил Стас.
— Конечно, мужские дела не для девиц, — фыркнула я – но, поверь мне, когда-нибудь мы будем наравне с вами.
— Не бывать такому, — уверенно сказал мужчина.
— Ага, значит я влюбилась в ярого приверженца сексизма?
— Я порой не понимаю твоих речей.
— И это опровергает твою уверенность в том, что женщина не может быть не только наравне с мужчиной, но и подчас ученее него.
Вывернувшись из кольца его рук, я отступила на пару шагов.
— Дамы и господа, — я шутливо подняла указательный палец, — сейчас мы с вами станем свидетелями того, как самый упрямый из рыцарей Рода Соколов признает, что был не прав.
— А вот и нет, — одним молниеносным движением, Стас приблизился и, легко подхватив меня на руки, опрокинул на землю. Вернее, он свалился сам и потянул меня так, чтоб я безопасно приземлилась на него.
— Не все женщины, — прошептал Стас, перевернувшись так, что оказался сверху, — Только ты.
Он поцеловал меня одним из тех долгих, жарких поцелуев, от которых кружилась голова.
— Ты такая красивая, словно русалка или лесная мавка.
— Ты их видел, чтоб судить?
— Об их губительно красоте слагают легенды, — проговорил он.
— Значит, не видел, — хмыкнула я.
— Те, кто их видал не воротились домой, — тихо сказал Стас.
— Но, повстречав в лесу, ты все равно вступился за меня, хоть и не знал, кто пред тобой. Те разбойники могли ведь и попутать…
— Насилие неприемлемо, не важно к кому, — проговорил мужчина, — Что до того, кто ты – я не уверен до сих пор.
Он прижал меня к себе так крепко, что я чувствовала, как гулко бьется его сердце. Впрочем, стук моего, он тоже просто не может не чувствовать.
— Но все равно решил взять меня в жены? – тихо спросила я, — Вдруг я околдовала тебя?
— Если так, то я рад поддаться чарам.
Его руки скользили по мне, словно рисуя огненные линии. Наши тела тянулись друг-другу в древнем, словно сам мир, взаимном желании. Горячие губы прижались к моей шее, скользнули вниз, к вырезу платья.
— Прикажи мне остановиться, — прошептал он, — Иначе…
— Не останавливайся….
На чистом небе уже зажглись звезды, окружив серп растущей Луны. Восхитительное зрелище, но даже оно задержалось лишь на миг где-то с краю сознания. Его борода щекотала и слегка царапала мою кожу, руки оказались словно сразу повсюду. Окружающая реальность словно исчезла, растворилась так же, как мы друг в друге.
Поленья слабо потрескивают. Костер уже почти затух, но мне все равно тепло, даже жарко. Я лежу на его груди. Из плаща получился полуплед-полупокрывало, надо же, этот еще больше того, в который Стас меня завернул тогда в лесу.