Там, где в дымке холмы

Ники шла довольно быстро, ее узкие кожаные сапоги поскрипывали с каждым шагом. Не отставать от нее труда для меня не составляло, но я предпочла бы идти помедленнее. Ники, надо думать, еще предстоит осознать удовольствие от самой прогулки как таковой. Похоже, она равнодушна и к сельским видам, хотя и выросла здесь. Я сказала ей об этом, а она возразила, что эта сельская местность — не вполне настоящая, просто подделка в угоду прихотям состоятельных людей, которые здесь обосновались. Наверное, она права: я ни разу не бывала в земледельческих районах на севере Англии, где, как настаивает Ники, я бы обнаружила настоящую сельскую местность. И все-таки на этих тропинках разлиты тишина и спокойствие, которые я с годами стала ценить.

В деревне я повела Ники в чайную, куда иногда заглядываю. Деревушка небольшая — всего несколько гостиниц и магазинчиков; чайная расположена в угловом доме, над булочной. В тот день мы с Ники сели за стол у окна и именно оттуда наблюдали за девочкой, которая играла внизу, в парке. Мы видели, как она взобралась на качели и окликнула двух женщин, сидевших поблизости на скамейке. Это была веселая маленькая девочка, одетая в зеленое пальто и высокие сапожки.

— Быть может, ты скоро выйдешь замуж и у тебя будут дети, — сказала я. — Я скучаю без малышей.

— По мне, так на свете ничего хуже быть не может, — ответила Ники.

— Это, наверное, потому, что ты еще молода.

— Молода я или нет — какая разница? Мне совсем не хочется, чтобы вокруг меня пищали карапузы.

— Не расстраивайся, Ники, — засмеялась я. — С материнством я тебя не тороплю. Просто мне вдруг захотелось стать бабушкой, вот и все. Подумала, может, ты сделаешь мне одолжение, но это не к спеху.

Девочка, стоя на сиденье качелей, с силой натягивала цепи, но раскачать качели как следует ей не удавалось. Она, однако, улыбалась и снова позвала женщин.

— У моей подруги только что родился ребенок, — сказала Ники. — Она очень довольна. Не понимаю чем. Орет как резаный.

— Но она же счастлива. Сколько лет твоей подруге?

— Девятнадцать.

— Девятнадцать? Она даже младше тебя. Замужем?

— Нет. А какая разница?

— Но тогда вряд ли она чувствует себя счастливой.

— Почему бы нет? Только оттого, что не замужем?

— Вот-вот. И еще оттого, что ей только девятнадцать лет. Не верю, что она счастлива.

— А будь она замужем, обстояло бы иначе? Она хотела ребенка, родила его по плану и все такое.

— Это она тебе сказала?

— Но, мама, я ее хорошо знаю, она моя подруга. Я знаю, что она хотела родить.

Женщины поднялись со скамейки. Одна из них окликнула девочку. Девочка спрыгнула с качелей и побежала к женщинам.

— А что отец? — поинтересовалась я.

— Он тоже счастлив. Помню, когда они только узнали о беременности, мы все отправились это праздновать.

— Люди всегда делают вид, будто они в восторге. Как в том фильме, который мы вчера вечером видели по телевизору.

— В каком фильме?

— Да ты, наверное, его не смотрела. Читала свой журнал.

— А, тот. Ужасный фильм.

— Конечно ужасный. Но там это и показано. Уверена, никто не воспринимает новость о беременности, как это делают в таких фильмах.

— По правде говоря, мама, не понимаю, как ты можешь сидеть и смотреть такую дрянь. Раньше у тебя этой привычки не было. Помню, ты мне всегда выговаривала, что я слишком много смотрю телевизор.

Я рассмеялась:

— Видишь, Ники, как наши роли меняются! Не сомневаюсь, ты мне только блага желаешь. Следи, чтобы я не растрачивала время попусту.

Когда мы возвращались из чайной, небо зловеще потемнело, дождь зарядил чаще. Минуя небольшую железнодорожную станцию, мы услышали позади себя голос:

— Миссис Шерингем! Миссис Шерингем!

Обернувшись, я увидела на дороге спешившую за нами маленькую женщину в пальто.

— Я так и думала, что это вы. Как вы поживаете? — Она весело мне улыбнулась.

— Здравствуйте, миссис Уотерс, — сказала я. — Рада вас видеть.

— Все, похоже, опять разладилось, правда? Ой, Кэйко, здравствуй, — она тронула Ники за рукав, — я тебя и не узнала.

— Нет, — поспешно вставила я, — это Ники.

— Ники, конечно же. Господи, да ты совсем взрослая, милочка. Вот я и запуталась. Ты же совсем взрослая.

— Здравствуйте, миссис Уотерс, — ответила Ники, оправившись от смущения.

Миссис Уотерс живет неподалеку от меня. Теперь я вижусь с ней лишь изредка, но в недавнем прошлом она давала уроки игры на пианино обеим моим дочерям. Несколько лет она обучала Кэйко, а потом Ники год или два, пока та была ребенком. Я довольно скоро увидела весьма ограниченные возможности миссис Уотерс как пианистки, и меня часто раздражало ее отношение к музыке в целом: к примеру, о произведениях Шопена и Чайковского она отзывалась одинаково — «очаровательные мелодии». Однако сердце у нее было любящее — и у меня так и не хватило духу ее заменить.

— И чем ты теперь занимаешься, милочка? — спросила она у Ники.

— Я? О, я живу в Лондоне.

— Вот как? А что там поделываешь? Учишься?

— Ничего особенного. Просто живу там.

— А, понятно. Но тебе там хорошо, правда? Это главное, разве нет?

— Да, мне там вполне хорошо.