Там, где звенит Енисей...

Уля и на самом деле заворочалась, откинула от лица уголок одеяла, приоткрыла глаза, ещё сонно посмотрела на девочек и вдруг резко села на постели.

— Почему я не дома? — удивлённо оглядывалась она. — Ведь мы дошли! Я помню, как мы уже совсем дошли…

— Ты в школе, — наперебой заговорили девочки, — разве не узнаёшь?

— А Тая твою куклу укладывала спать, а мы ей говорили: не надо, а она всё равно укладывала.

— А тебя дядя Вася принёс, не веришь? Вот спроси Нелё.

Уля не хотела ни спрашивать, ни слушать, она уже поняла, что она опять в интернате. Но она не хочет здесь быть! Она столько шла по льду! Девочки не знают, как им было трудно! Не знают, что они одолели пургу! И потом в тёплой избе их напоили чаем. Это было ещё не у мамы с папой, но где-то там, уже близко… И Уля вдруг тихо, но решительно сказала:

— Я всё равно уйду домой. Сейчас.

И, схватив с тумбочки свою одежду, стала торопливо одеваться.

— Что ты, Уля! Что ты!

Девочки окружили Улю.

А она уже натянула платье, натянула один чулок… Но вдруг остановилась, плечики её задрожали, и она горько-горько заплакала.

Раньше никто не видел у Ули слёз, а тут они лились не переставая.

Нелё подсела к ней, обняла.

— Хочу к маме, хочу к маме… — твердила Уля.

А кто не хотел к маме? Каждая девочка, которая была тут, только и думала о том, как бы повидать маму. Они таили в себе это желание, потому что знали, что это невозможно. Но сейчас, когда Уля так горько плакала, повторяя «хочу к маме», они тоже стали потихоньку шептать: «И я хочу к маме, к моей маме!..» И у многих на глазах тоже навернулись слёзы. Наверно, они и полились бы в три ручья. Но тут невесть откуда вдруг появился Саня. После сна ещё взъерошенный, но, как всегда, деловой.

— Чего это она? — кивнул он на Улю.

— Мало ли чего, — отмахнулись девочки. — Она домой хотела, а её назад привезли.

— Тю-ю-у, — скорчил рожицу Саня, — а её никто и не привозил, её ветром принесло. И меня ветром принесло, — уже совсем решительно заявил он.

Девочки захихикали.

— Не верите? Я же вместе с Улей и вместе с этой, с Тиной, и с нами Чердыш ещё был — мы все Енисей переходили.

— Енисей вон какой, до другого берега и не дойти! — запротестовали девочки.

— Тю-ю-у, — насмешливо протянул Саня, — а мы дошли.

Он уже разошёлся и не мог остановиться. Да и как тут остановишься, если все девчонки развесили уши, слушают его, даже Уля плакать перестала. И он выпятил грудь.

— Дошли, — повторил он. — Помнишь, Уль? Мы сначала шли, а потом на четвереньках ползли, а потом с сугроба как съехали и я лбом об стену — бум!.. — Саня потёр лоб, хотя никакого синяка там не было. — А потом как налетел ветер… — Санино лицо стало хитрющим-прехитрющим, — как налетел… Я схватился за Улю, а ветер схватил нас и понёс, и понёс — то по льду, то опять по воздуху…

Яростно размахивая руками, Саня уже бегал между кроватями, показывая, как ветер нёс их с Улей.

— А потом… — Саня на секунду задумался. — Ветер нас как плюхнет в снег! Вон там, у крутого берега…

Саня плюхнулся на кровать и замолчал, внимательно посматривая на девочек щёлочками сощуренных глаз.

— А потом? — стали приставать девочки.

— А потом нас нашли, я не знаю кто, — уже безразлично сказал Саня. Ему дальше было неинтересно.

— Неправда, — сказала Уля, — нас ветер не нёс.

Она смутно помнила, как их везли в машине.

— Нет, правда! — запротестовали девочки. Они во всём верили Сане. — Ты, может, скажешь, и то неправда, что, пока вы пропадали, Санин брат Вася подо льдом побывал и с рыбами разговаривал, да?

Уля смолкла и растерянно заморгала, а Саня от удивления рот раскрыл. И глаза как фонари стали.

— Кто тут не верит? — спросил вдруг, входя в комнату, Вася.

— Вот! Уля и Саня, — загалдели девочки.

Вася подсел к братишке. И рассказал, как луна-обманщица его подловила: сверкнула тоненькой льдинкой, будто вода…

— Я и скакнул через неё… — усмехнулся Вася. — Да прямо в лунку! Не успел крикнуть: «Ой, какая вода тёплая!» — как очутился на дне речном.

— Вода в реке не бывает тёплой, — вся съёжилась Нелё.

— Тёплая! — рассмеялся Вася. — Снаружи мороз, а там — ну совсем как в бане!

Девочки придвинулись поближе. Они уже подметили, что Вася каждый раз рассказывает по-другому, ну и что из того?

— …Очутился я на дне, — продолжал Вася. — Огляделся. Смотрю — подплывает ко мне чудище: три рыбьих глаза, тридцать три плавника разноцветных, а на макушке, — Вася потрогал свой хохолок, — золотая корона зубчатая. Я сразу догадался: это царь Речной, а может, даже и Морской. Уставился он на меня глазищами и спрашивает: «Ты зачем к нам пожаловал?» Встал я этак перед ним, шапку на затылок и говорю: «Однако, пришёл я посмотреть, как тебя, Морской царь, рыбий народ слушается».

— А в воде нельзя говорить, — сказала Уля. Слёзы у неё уже просохли, и она, как и другие девочки, слушала «во все уши».

— Не перебивай! — зашептали девочки.

Что-то похожее на Санину хитрецу мелькнуло в Васиных глазах. Понятно, ведь они братья.

— В воде дышать нельзя, — сказал он, — а говорить — пожалуйста, сколько хочешь!