Там избы ждут на курьих ножках...

Но праздник жизни продолжался. Кто-то повторял ее мнение и становился всеобщим любимцем. И когда Манька, насмерть замученная железом, не могла уснуть и долго-долго лежала, рассматривая звезды, и думала, думала, думала — отрываясь от покрытого язвами тела, от невыносимой боли и уязвленного самолюбия, которое напоминало ей, что ей по всему государству приходится бегать за какой-то Благодетельницей, которая ей ни за каким хреном не нужна, и что она не прошла и шестой части государства, не износила первый комплект железа, Дьявол протягивал ей небольшой кулек с семечками и предлагал:

— На, поплюй! Тебе не дано, и ты эту лестницу видишь. А кому дано, не задумывается. Ему некогда, он ступени считает, которые ему еще осталось преодолеть.

Ждал, когда она опорожнит кулек, и приказывал:

— А теперь ложись спать, и пусть тебе приснится что-нибудь из жизни бедного народа!

А другие сны Маньке и не снились. Никакие не снились. Без воды было совсем худо. Новые зубы были чуть тверже, но и они крошились, обутки мозолили и стирали ноги в кровавое месиво, от посоха руки каменели, так что к вечеру она не могла поднять кружку с чаем. Ей уже казалось, что живая вода ей снилась.

— Ну почему у меня в голове нет твоих умных мыслей? — в который раз спрашивала она с вымученном видом. — Почему они всегда знают, что делать, а я нет? Почему они радио слышат, а я только догадываюсь о нем? Или вторят ему, так что сил нет слушать?

— Знала бы ты, как Дьявол исторгает мысли в ум нечисти, закололась бы от ужаса! Радуйся правильным рассуждениям, которые он втолковывает терпеливо день за днем, — в который раз отвечал Дьявол о себе в третьем лице. — Жалеешь себя? А ты не жалей! Пусть умрут и те, и другие, и ты — голая Дьявольская правда выйдет наружу. Я не жалобная книга, на меня молиться бесполезно, — напоминал он, — если ума нет! Сама знаешь, какой он у тебя…

И Манька снова думала, почему Дьявол так говорит? Что плохого в том, чтобы жить хорошо? И как Благодетельнице удалось всем доказать, что она идеальная во всех отношениях? И после этого Дьявол будет говорить, что он посылает ей в ум какие-то страшные ужасы?!

И однажды Манька так уверила себя в несправедливой раздаче благой мыслительной материи, что решилась дать себе дьявольской головой. Чтобы не думали гонители ее, что не дано ей, а Дьявол бы убедился, что имеет возле себя не худший экземпляр представителя человеческого рода. Не понимала она — как мог он не привязаться к ней, ведь она была гораздо ближе, чем прочие! Точно так же поступали с нею люди, с которыми делилась всем, что у нее было. И когда в какой-то момент, когда человеку богатая удача приносила почет и имущество неисчислимое, она начинала надеяться, что человек возьмет заботу о ближних, среди которых числила себя. А человек вдруг становился жадным, начинал обвинять ее в корыстных намерениях, и выживал из жизни оскорблениями и унижениями.

Но Дьявол был не человек. Он был Бог. Ему ли жалеть умные мысли и завидовать и злорадствовать, меряя добро свое по Манькиному благосостоянию?

Да так она увлеклась размышлениями о природе дьявольской удачливости, что не заметила, что идет по волчьим следам.

Будто Дьявол глаза отвел. В плохом смысле… Она смотрела далеко вперед, и смотреть под ноги времени не осталось. «Я прибью эту тварь! — думала Манька, придумывая способ, котором без труда смогла бы задумку воплотить в жизнь. — Сыпну цианистый калий! Нажарю бледных поганок! Надо ядом… Или дождусь у ворот, и пусть меня убьют, она умрет тоже!..»

Обрастая подробностями возмездия, которые она понесет Благодетельнице, Манька шагала вперед. Она так увлеклась, что и заплечная котомка с железом не тянула спину. Дьявол растворился и не сопровождал ее — Богу Нечисти положено укладывать мысли, которые человек смог бы отсортировать и выстроить в такую цепочку, когда все обстоятельства будут учтены. Именно так Дьявол оказывал медвежью услугу, приберегая точные сведения об обстоятельствах для противника. А если открывал их тому и другому, случайно или преднамеренно подсказывал образ мышления противной стороны и умные обходные пути.

«Я буду другой! — думала она. — Я буду как люди! И когда у человека беда, я заткну уши, закрою глаза, буду радоваться, что у меня ее нет! Пусть отправляются в Небесное Царство сами, меня устраивает Божье!..»

Манька прошла уже три брошенных деревни. Пустые полуразвалившиеся заколоченные дома, или разобранные и пепелища — не все сумели пережить перестройку. В отдаленных селениях люди дохли, как мухи, обработанные дихлофосом. Кто-то вымирал естественной смертью, кто-то навсегда покидал родные места и уезжал на заработки за горы, где были дороги, магазины, цивилизация, кто-то обращался в прах по собственному желанию. И немного удивилась, когда вдруг недалеко услышала, как тявкнула собака, и сразу затем глубокое мычание.

Звуки разом оборвались…