Но почему-то практически сразу становится понятно, что Сев тут не при чем. Слишком странная, страшная энергетика исходит от существа. Кажется, словно даже видно, как тёмная пульсация волнами расходится от фигуры. Где-то на задворках сознания здравый смысл голосит бежать без оглядки, но оцепеневшее от ужаса тело не может двинуться даже на миллиметр, и я, вытаращившись во все глаза и почти не дыша, слежу за медленно приближающимся существом. Из-под оборванных рукавов мантии появляются худые, изуродованные руки. Медленно, словно наслаждаясь моим ужасом, существо подплывает всё ближе, по всей видимости, нацеливаясь сомкнуть костлявые пальцы с рваными ошмётками кожи у меня на шее.
Мысли в панике суетятся и путаются. Кася, наконец пискнув, бросается вперёд, словно только сейчас осознав всю фатальность происходящего, но вместо того, чтобы врезаться в странную личность, птица проваливается в тёмный силуэт, словно он состоит не из живого существа, а из дыма. С истерическим смехом сознание наконец признает всю аховость положения. То, что личность эта не время спросить пришла, понятно как-то само собой. Жмурюсь, вжимая голову в плечи, ожидая чего-то страшного. Скомканно ощущается боль от впившихся в ладони ногтей. Сердце бешено молотит где-то поперёк горла, а собственное частое, прерывистое дыхание без труда заглушает отчаянный писк Каси, все ещё носящейся взад-вперёд.
Вдруг происходит что-то странное. Ощущение страха неожиданно улетучивается, словно кто-то дернул тумблер. А открыв глаза, я обнаруживаю совсем странную картину: тёмное существо, пульсируя в гробовой тишине, словно нехотя пятится, прогоняемое небольшой то ли косулей, то ли оленихой. Достаточно крупное копытное странного, чуть сияющего голубовато-белого цвета, раздраженно мотая аккуратной безрогой головой, упорно наступает на сущность. И сущность издаёт вой. Даже не вой, а какой-то душераздирающий вопль, полный такого отчаяния и боли, что внутри всё сжимается, и отголоски страха сменяются жалостью. Грузно толкнувшись о землю, фигура резко взмывает ввысь и исчезает в тёмных тучах. Тут же становится гораздо теплее, и снова начинает молотить дождь.
А может, это странное существо всё-таки помощи искало?
И я недоверчиво скашиваю глаза на голубую олениху, которая быстрым шагом направляется ко мне. Медленно начинаю пятиться.
А вдруг она плотоядная? Чего это то существо её так испугалось? А вдруг щас как пасть откроет, а там острые зубы в три ряда? Вот нелепая-то смерть будет…
Но мой истерический поток мыслей прерывает Кася. Птица на мгновение зависает перед оленьей мордой и, что-то негромко пропищав, еле хлопая под дождем крыльями, возвращается ко мне на плечо. Олениха же, бросив короткий выразительный взгляд на меня, медленно разворачивается и, забавно задирая тонкие ноги, чтобы перебраться через поваленные деревья, устремляется куда-то прочь. Кася издаёт громкий писк мне прямо в ухо.
Это я что, должна теперь за оленем идти? Класс, мне пора в дурку. Скажу, что у меня синдром Белоснежки, со мной животные общаются.
Олениха останавливается, уставившись мне в глаза, и я с трудом осаживаю ассоциацию, упорно предлагающую мне воспоминание о Снейпе, глядящем именно таким же взглядом, в таком же полу-развороте.
«Рунцис, ну ты и дура» — мысленно озвучиваю я голосом Северуса. Олениха отворачивается и, чуть тряхнув головой, словно согласившись с моими мыслями, бодрым шагом устремляется прочь, ну, а мне не остаётся ничего другого, как прижимая руку к разодранному боку, поплестись следом.
А ведь я даже не предполагала, что в гневном беспамятстве могу столько пройти. А это ещё считается, что дорога обратно всегда короче. Мы всё идём, и идём, и идём. И я уже даже начинаю сомневаться, действительно ли мне вообще следует преследовать оленя, как вдруг между поредевших мокрых стволов я замечаю мелькающий замок.
Ну и дела!
— Спасибо, я дальше сама дойду! — улыбаюсь я, нагоняя проводника. Животное бросает на меня какой-то слишком осмысленный скептический взгляд, но останавливается. И ещё раз махнув рукой на прощание, я устремляюсь уже знакомой тропинкой к замку.
Ливень наконец сменяется мелкой моросью. На подходе к школе я наконец улавливаю, насколько жалок у меня видок. Мокрая до трусов, в земле, коре и ещё каком-то мусоре, поскольку при всём старании из-за не предназначенных для бездорожья туфель я всё-таки несколько раз свалилась в лесную грязь. И конечно же, по закону жанра, ещё издалека я замечаю вытянувшуюся в струнку фигуру, замершую в дверном проёме. Чем ближе я подхожу к высоким парадным дверям, тем ощутимее становится прожигающий взгляд. Когда я наконец добираюсь до Северуса, маг, лишь презрительно дёрнув бровью, демонстративно осматривает меня с ног до головы и легко взмахивает палочкой.