Читаем Там, на сухой стороне полностью

Поднявшись к началу расщелины, он осторожно въехал под деревья, остановился и спешился. Затем он, как обычно, привязал коня к дереву скользящим узлом, и опять вернулся под деревья. Там он внимательно осмотрелся вокруг, а затем вышел к началу ущелья, лег на землю среди камней и кустарника и притаился в ожидании.

Прошло несколько минут, но он не заметил ни звука, ни шороха. Удостоверившись, что его никто не преследует, он вернулся обратно под деревья.

Моуэт уже знал об этой хижине и если он еще не растащил по бревнышкам в поисках того, что он надеялся найти, то, несомненно, еще растащит. Усевшись на землю, Чантри опять вспомнил все, что знал о своем брате.

Клайв спрятал это здесь? Или где-то в другом месте? Клайв всегда был очень осторожен и все всегда делал досконально, не упуская ни одной мелочи.

Что представлял из себя этот ключ? И где его искать?

Они с Клайвом подолгу были в разлуке, но всегда понимали друг друга. У них были одинаковые вкусы. Но Клайв был больше книжником, чем Оуэн и, если можно так сказать, больше отшельником.

Его любовь к диким местам была глубокой и всепоглощающей. Мак же, как и его понимание их. В его натуре было что-то поэтическое. Это был человек, который чувствовал себя богатым и счастливым даже без денег, живя в пустыне наедине с книгами.

Он должен постараться поставить себя на место Клайва.

Клайв не собирался уезжать отсюда, он хотел жить здесь . ОН должен был с е предусмотреть - включая свою смерть. Он должен был оставить весточку для Оуэна.

Опять взобравшись в седло, Оуэн продолжил свой путь среди осин. Это было непросто, так как деревья росли близко друг к другу и между ними было много поваленных стволов.

Древесина осины ломка и часто подвергается атакам насекомых, а потому деревья часто падают, затрудняя движение путнику. Многие дикие цветы, что растут под осинами, растут очень быстро. Он ехал по необычной дороге, поэтому его следы вряд ли найдут.

Когда он приблизился к хижине, он слез с коня и отвел вороного в густые тенистые заросли. Он привязал его так, чтобы длина веревки позволяла коню щипать траву.

Он перешел из осинника под росшие близко друг к другу ели и подобрался к хижине поближе, затем присел на корточки и наблюдал за ней несколько минут. Его глаза осмотрели траву. По ней никто не проходил, судя по нетронутой росе. Из трубы камина не поднималось ни малейшего дымка.

Он должен провести внутри как можно меньше времени. Для этого он со всей тщательностью прокрутил в уме свои действия и мысленно исследовал каждую стену. Затем некоторое время он посвятил камину, сложенному из тщательно подогнанных каменных плит. Он оглядел в уме весь дом снизу доверху, чтобы потом не терять времени, но не нашел ни одного места, где можно было бы спрятать сокровище.

Стены были прочны - тщательно вырубленные бревна, умело подогнанные одно к другому. Окна. их было всего три, были чуть больше бойниц, слегка вытянутые вверх, закрывались прочными ставнями без единой щели и закреплялись двумя засовами каждое. Ставни можно было притворить так, чтобы ветерок доставал до любого уголка дома. Однако, окна были прорублены в прочных бревнах и вряд ли там можно было что-нибудь спрятать.

Вот в очаге - другое дело. Но, зная Клайва, Оуэн сразу же отверг этот вариант. Он был слишком очевиден и Клайв наверняка придумал был что-нибудь похитрее.

Нет, это должен быть ключ, очевидный для одного Оуэна. Какие-то сведение, привычки, которые были общими для них обоих, что-то такое, что, по предположению Клайва, смог бы понять только Оуэн и никто другой.

С винтовкой в руках он вышел из своего укрытия и пошел через луг к хижине. Поднял засов, он толкнул дверь. Она скрипнула петлями и медленно подалась внутрь. Комната была пуста.

Стоя в дверях, Оуэн Чантри прислушался, но ничего не услышал. Быстро окинув взглядом обстановку, он не обнаружил никаких следов того, что с его последнего визита сюда кто-нибудь заходил.

Неторопливо осматривая комнату, он изучал то, что пропустил во время своего мысленного обыска. Ничего нового он не нашел. Если в доме и были тайники, найти их можно было только разобрав сам дом. Доски пола были плотно подогнаны друг к другу. Между плитами очага не было ни щели.

Где же тогда?

Какое-то время Оуэн стоял, глядя через дверной проем на траву лужайки и вдаль, на горизонт. Затем он выглянул в каждое из окон. Он увидел лес, из которого приехал, заросли позади дома и беспорядочную мешанину скал, деревьев и кустарника.

Если бы он представлял себе, что он ищет, ему было бы легче, подумал он сердито. Если бы знать хотя бы размер вещи, на что она похожа. Но у него не было ни малейшей подсказки.

Число десять, нацарапанное на ступеньках... Ключ? Или просто надпись, сделанная в бреду?

Десять чего? Десять футов? Ярдов? Миль? В каком направлении?

Чантри осмотрел землю вокруг хижины, обойдя ее по окружности радиусом в десять футов. Ничего.

Он попытался отыскать десять деревьев, десять скал, что-нибудь, что своей формой, конструкцией или очертанием могло бы дать ответ на эту загадочную десятку. Все впустую.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

Политика / Образование и наука / История
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное