Там, на войне

Теперь, пожалуй, кое — что о той, что скромно величает себя «внешней разведкой», а то и «Государственной Безопасностью». Из неё, из того разведчика, нынче немыслимого героя лепят. И, чего доброго, Спасителя России смастерят. А то как же? Зря он что ли по всем западным и восточным ресторанам-барам-локалям и бардакам шастал, слонялся с риском для жизни (чьей только, не пойму?)… Записочки из одной щели в другую перекладывал, представлял себя великомучеником общения с высокоидейными шлюхами, неустрашимого истребителя коньяков, шампанских вин и шоколада. Сравните всю его блистательную деятельность с одними сутками обыкновенного пехотинца на переднем крае, с непрерывными артиллерийскими и минометными обстрелами, прицельными и ковровыми бомбежками, проливными дождями, затапливающими окопы и блиндажи, мокрым снегом и горячим свинцом, пустым котелком, потому что не могут двухразовое питание донести до окопа — то кухню перевернет, то термос разнесет на самых подступах… А непрерывные стоны раненых, которых никак не могут эвакуировать и потому они мало-помалу становятся вонючими трупами? А страшный дефицит лопат, и потому могилы для убитых вырыть не успевают? Приходится бытовать живым в непосредственной близости от мертвых… Вот она «внешняя разведка» и «внутренняя боевая неурядица»— сравните и любуйтесь вопиющим героизмом обеих.

А чего это я разразился такой грозной филиппикой в адрес одного из привилегированных родов войск?.. Да просто приходит время, и тебя посещает некое просветление. Начинаешь понимать, что большую часть прошедших лет, почти целую жизнь, ты заблуждался. Да не просто заблуждался, а избегал кое-что додумывать до конца. Можно было бы теперь промолчать (заткнуться), однако можно ведь и высказаться… Особенно, если пытливые умы так настырно задаются вопросом: что же это, в сущности, такое — разведка?

ВОЙНА — ЕСТЬ ВОЙНА

Война — она сама собой не зарождается, не начинается, ее зачинают наглецы и тихони, авантюристы и правдоносцы, мистики и реалисты, альтруисты и себялюбцы, — зачинают с затаенным стоном, в поту, на огромном ложе Мира Сего. А когда она родилась и полыхнула на полнеба, с ней уже управиться трудно. Почти невозможно. Дальше она пойдет своим ходом и будет бушевать так, как ей заблагорассудится. И проживет короткую ли, длинную ли, но свою собственную жизнь. А значит — жизнь торжества смерти. Зачинатели только удивятся: «Ах, внезапцы! Ах, мерзавцы-вероломцы!» — будто до этого часа были слепы и глухи.

Война — ее не ухватишь за бороду, не посадишь ни за школьную парту, ни на кол. Не распнёшь. Она с норовом.

Война — не терпит ни хозяина, ни распорядителя, ни доброхота-советчика. Ее не присвоишь. Все это россказни, что, дескать, «вон тот Великий, да вон тот Выдающийся, что ни говори, вел, оседлал и выиграл Нам эту страшную войну!» или, наоборот, «проиграл»… Чушь. Это злонамеренные выдумки или болезненные галлюцинации— заблуждения огромного количества суеверных людей и нелюдей. Наваждение.

Война — это и холод и пламя одновременно; и взлет и падение вместе; голод и обжираловка безмерные под одной крышей; преступление и наказание — одномоментные; безнаказанность воровства, изуверского распутства и жесточайшее наказание за пустяк, за ошибку, даже за условную вину, а то и вовсе без нее.

Война — это взрыв чести и эманация бесчестия, это справедливость возмездия, но тут же и разгул несуразности, уродства обстоятельств, искалеченных, изуродованных тел и судеб. Это сверхвласть и распоясавшееся самоуправство.

Но это (вот бывает же и такое), непостижимая защита и божественное покровительство. Где? И это на войне.

Война — это уход от большинства трудных или вовсе неразрешимых проблем. Война — гигантский страус с головой, навечно заткнутой под собственный хвост. Она ни правде, ни лжи в глаза не смотрит.

Война — это и предельное отстаивание своего главного принципа выгоды, принципа своей группы, клана, коллектива, класса, нации, народа — смертельное отстаивание до последнего выдоха.

Только редко кто отстаивает их собственными руками, ценой собственной жизни, — чаще чужими. Война — чудовищная беспринципность. Разложение. Распад.

Всякое присвоение войны, утверждение своих прав на нее, разглагольствования о ней, как о союзнице, она не принимает и отбрасывает. Она лютует и капризничает, перекидывается с одной противоборствующей стороны на другую, заигрывает, обманывает, а сама захватывает все на свете, и тут и там, разламывает, сжигает и жрет, жрет, ненасытно жрет. Война и смерть — вот родные сестры. И как они хорошо понимают друг друга.

Война — в целом — это и зеркало народа, и кривое зеркало человечества. Только в этих зеркалах ничего не надо искать, в них ничего не отражается. Отражаться нечему. У войны нет и не может быть лица — у войны кругом пасть.