Там вдали, за рекой…

– Вы… кто? – в два приема выдохнула она.

– Живу я здесь… – и носитель свечи меленько рассмеялся. – Можете звать меня Айболитом…

* * *

Дурак, не оделся… дурак, не оделся… Артем медленно бежал, старательно вглядываясь в вагоны и в то, что под ногами. Очки давали гораздо лучшее изображение, чем он рассчитывал. То есть – почти все видно. Контурно, слишком контрастно, но отчетливо. Двести шагов, триста, триста пятьдесят… где-то здесь, скоро… Вначале он увидел провалившуюся решетку в полу – такие решетки несколько раз встречались на пути. А потом… потом запахло кровью. Он как-то сразу понял, что это пахнет кровью.

На гравии кровь была почти не видна. Мало ли какой мазут пролили… Но Артем шестым чувством – может быть, тем самым, которое помогало ему обходить топкие места – схватил: это было здесь. Опустился на корточки. Тронул камешки пальцем. Липко и мокро…

Шорох раздался сверху и за спиной. Артем, даже не распрямляясь, кувыркнулся вперед – а когда вскочил, топор в отведенной руке уже наготове… Двое вышли из ниши в стене туннеля. Еще кто-то шевелился наверху, и Артем отступил на шаг, прижавшись спиной к стенке вагона. Ног он не ощущал…

– Ты кто такой? – спросил пискляво один из тех, что стоял у стены. – Мы тебя не видели. Ты за ними шел?

– За… кем?

– За неправильными. Сюда зашли три неправильных гада с источниками тьмы. У Драча до сих пор не видят глаза. И болят.

– А где они теперь?

– Это наша добыча. Да. Наша добыча. Что у тебя вместо глаз?

– Вы их поймали? Или убили?

– И поймали, и убили. Добыча. Завтра будет еда. Что у тебя вместо глаз?

– Я следил за ними…

– Это вещь, чтобы следить?

– Да. Зачем вы их убили?

– Мясо. Хорошее свежее мясо. Лучше собак. Ты хотел сделать другое?

– Да. Но теперь…

– А что ты хотел сделать?

– Я не могу этого сказать.

– Ты должен сказать. Ты человек света. Значит, наш брат. Родом откуда ты, брат?

– Я… я из коммуны.

– Где это – коммуна?

– Это не очень далеко… но надо идти через верх.

– Через тьму?

– Да. Через тьму.

– Мы умеем ходить через тьму.

Источник тьмы, подумал Артем. Идти через тьму. Он вдруг понял все.

– А как у вас в коммуне живут люди? Вы тоже готовитесь?

– Конечно.

– Ваш Наставник кто? – так это и было произнесено – с большой буквы.

– Краюхин, – гордо сказал Артем. – Нашего Наставника зовут Краюхин. Я его сын.

– Ты – сын Наставника? И ты просто так ходишь, один?.. И следишь за неправильными?

Артем почувствовал вдруг, что внутренняя исступленная дрожь вот-вот выплеснется в наружную трясучку, и тогда все. Запрыгала нога…

– Я устал, – сказал он капризно. – Хочу сесть.

– Садись, – разрешили ему.

– Я сын Наставника, – он оглянулся, демонстративно посмотрел назад и вниз. – Мне нельзя сидеть на твердом.

* * *

С Алисой уже было так – и в лапах того полубезумного перса, и потом… нет, об этом нельзя вспоминать, нельзя! – когда она сжималась и пряталась внутри собственного тела, и тело от этого становилось деревянным, бесчувственным. Даже удары гасли в нем… Прыжки машин, клекот моторов, мокрые плечи угрюмых мужчин… заросли, ржавые рельсы, грязевое море без дна… дождь, дождь. Дождь. Краюхин, стальной несгибаемый столп, телефон у щеки и генеральский уверенный баритон, но лицо почему-то будто вдавлено внутрь, и вместо глаз – лужицы страха. Потом – полощущийся прерывистый свист, светящийся марсианский треножник бродит где-то вдали…

С рассветом приходят танки. Две пятнистые машины с воем проламываются сквозь осинник и останавливаются на краю бездны (почему-то именно бездной видится Алисе грязевое море, будто не глиной оно полно, а жидким стеклом, прозрачным желе, медузным студнем… и так – до центра Земли) и сухой, как хворост, офицер – черная куртка и черный берет с трехцветной кокардой – подходит быстрым шагом к Краюхину и бросает руку к виску:

– Штабс-капитан Саломатов по приказу командира сто сорок восьмой резервной дивизии прибыл в ваше распоряжение!

И именно с этого момента Алиса возвратилась в себя. Не сразу, не сразу… Голос у офицера сухой, как он сам: «Штапс-капитан Саломатоффф…» Она его помнит: лагерь резервного полка рядом, и офицеры – частые гости в леонидопольских школах. А мальчики, соответственно – в дивизии. И она, учительница, с ними. Веселые молодые офицеры, гоняющие по полигону резервистов. Те – рады стараться: день на свежем воздухе, в движении, в игре и азарте. Раз в месяц – кто же против? Лишь в августе на три недели дивизия собирается вся, и тогда в Леонидополе бывают бессонные ночи, потому что грохот на полигоне и зарево на полнеба. Но с этим уже ничего не поделать…

Танки на воздушной подушке, грязевое море им нипочем. Золтан крепко держит Алису за талию, прижимает ее к себе. Здесь можно, здесь мотивировано. Воют турбины, ветер в лицо, ничего нельзя сказать – но и не надо почему-то. Все ясно и так…

Шесть часов утра.

Все еще дождь.

* * *

Ты в плену, окончен бой. Под тюремною стеной ходит мрачно часовой…

Надо что-то делать. Надо что-то делать. Надо что-то делать…

Это просто шепчет кровь в ушах: надо что-то делать…

И я не в плену. Я просто не знаю, как выйти отсюда.

Айболит…