– …такой прибор, который превращает тьму в свет – и наоборот. Голову в него сунул – рраз! – и видишь во тьме. Рраз! – и опять стал нормальный. Никто почти о приборе не знал, только отец, я, еще несколько его слуг. И вот мы пошли на испытания – в самый разгар тьмы. Я переделал зрение, а отец не успел. Идут… эти. Мы, конечно, ломаем комедию, разговариваем с ними. Они нам верят. А потом… В общем, продал нас один из слуг. И неправильные ключ от прибора у нас украли. Они, может быть, думали, что это весь прибор, а прибор-то вот он, – Артем коснулся пальцем своих очков. – Но теперь без ключа я его снять не могу – ослепну. А мне слепнуть нельзя, я сын Наставника, мне здоровым нужно быть – в пример чтобы всем.
Слушали сочувственно, кивали. Артем старался не завираться: понимал, что могут уличить. Поэтому рассказывал о жизни в коммуне, как знал ее, только немного другими словами. И – будто бы коммуна под землей, в городе таком, который предки строили на случай войны. И – да, не всегда они там жили, первые люди пришли откуда-то, но вот откуда – это знать запрещено. Почему так? Первый Наставник так решил, и так стало.
Верили…
Когда он не нашел в вещах убитых Сеги и Фрукта «ключа» (а правильнее сказать, когда он убедился, что вещи здесь только их, Веткиных нет) – ему под величайшим секретом рассказали об Айболите, человеке тьмы, который живет среди них… ну, не совсем среди, но все равно здесь, в городе Света… так вот, был еще один пришелец, но он провалился туда, в подземелье к Айболиту, и теперь трудно будет забрать его оттуда… Почему? Да вот такой он, Айболит. С ним так запросто не поговоришь. Когда что хочет, тогда и делает. Или не делает. Все у него по-своему. Лечит, да. И учит, да. Но не любит, нет, не жалеет. Крысами зовет. И не сделать ничего, потому что тогда сразу умрем все. Айболит слово знает, что все умрем…
Артем сказал, что мяса не ест, пост у него, очищение. Посмотрели уважительно и накормили грибами. Несоленая масса со вкусом пыльного сыра. Сильный чесночный запах. Съел. Не умер.
Дальше-то что?
Если спасатели услышали сигнал – то уже там, открывают ворота, входят… А если нет? Не сработал передатчик, скалой заслонило антенну, залило дождем…
Зато – Ветка жива. И его встречают с почетом. Не сорваться бы, не начать бы спрашивать об очевидном – тогда заподозрят. И не перестараться, играя «VIP». Пока – сходит с рук. О-оххх…
Славные ребята, эти подземники. Люди Света. Незатейливые, простые. Жаль, людоеды. А то бы…
Их много. Несколько тысяч. В этом подземном лабиринте. В котором тридцать этажей. У них есть предание: сюда, в этот лабиринт, они пришли из другого подземного мира, который затопило водой. Это было недавно: три поколения назад. Сколько лет, неясно: нет смены времен года. И они – о, с какой гордостью это было произнесено! – они продолжают готовиться! Они не забыли заветов первых Людей Света!
Знать бы, к чему. Чуть не спросил. Тут-то бы его и… того.
Свет здесь исходит от мерцающих на потолке светодиодов. Подземникам этого хватает для их огромных глаз, Артему – для очков. Но раз светятся светодиоды – значит, в цепи есть ток? Значит, плафоны могут загореться? Темные пока плафоны, возле каждого из которых чуть светится точечка светодиода?
Интересно, знают ли они это сами?
И не это ли имеет виду странный Айболит, когда…
Если лампы вспыхнут, для подземников настанет вечный мрак.
К девяти пробились в скальную нишу, куда втягивалась плита ворот и где находились механизмы ее перемещения – взорванные. Саломатов и его механик-водитель осмотрелись и сказали, что потребуется неделя, чтобы нечто пригодное смонтировать заново. Нужно было пробиваться дальше, используя обычную методику: сверлить шурфы, вбивать экспресс-патроны, пломбировать, взрывать, снова сверлить… Собаки Ветки, Рика и Тоша, крутились под ногами, жалобно скуля, жались к людям – а потом вдруг обе, подвывая, бросились к дыре, уходящей в туннель, и скрылись там. Их еще было слышно несколько минут…
Проверяющие прибыли на чопорном синем «Гранте» – и тут же неподалеку шлепнулся на лужайку глазастый тощий Ми-72 с телегруппой. Этих только не хватало, закрыл глаза Стахов, правду говорят – беда одна не ходит…