Там за морем деревня… (Рассказы)

Володьке не хотелось вышагивать за уволенным учителем по пятам и не хотелось перегонять. Он нырнул в проулок и быстро побежал огородами, уже голыми, только кое-где торчали посиневшие кочаны капусты.

«А может быть, он не знает? Его никто не предупредил».

Володька свернул и чужим огородом проскочил на улицу. Где учитель? Да вон, идёт деловой походкой. Володька его намного обогнал, есть время приготовиться. Голова у него шла кругом, будто он стоял над глубиной на вышке: «Прыгай, Пинчук! Чего боишься?»

Он весь собрался и кинулся навстречу учителю:

— Здрасьте, Василь Степаныч!

— Доброе утро, Володя, — уважительно приветствовал учитель. Володька увидел по его лицу, что Василию Степановичу уже всё известно. — Погода сегодня прекрасная! — бодро сообщил Василий Степанович. — Не правда, ли? А ведь уже октябрь. Осень.

— Ага, — сказал Володька. — Тепло. Солнышко.

Через полмесяца Алексей Скворцов и Василий Степанович возвращались на мотоцикле из райцентра.

— Я же вам говорил, что разберутся! — возбужденно кричал Алексей. — Говорил, что до райкома дойдем! Не послушают в райкоме — дойдем до обкома. Говорил?

— Говорил! — кричал в ответ учитель, сидя позади Алексея.

— Вот и разобрались! Теперь, Василь Степаныч, крышка всей теплой компании!

По деревне Алексей Скворцов поехал медленно, тормозил почти у каждого дома.

— Восстановили с уплатой за вынужденный прогул, — веско выкладывал Алексей. — Так что полный порядок. Все факты оказались правильными. Материалы переданы в соответствующие инстанции. Районо приносит извинения.

— Поздравляем, — говорили люди Василию Степановичу.

— Да хватит тебе! — бубнил он на ухо Алексею, ерзая от смущения на подушке багажника. — Неудобно. Видят мои ученики.

Доехали до школы. Василий Степанович слез, с удовольствием распрямил ноги, поблагодарил Алексея и пошел докладываться директору с завучем — они жили в двухквартирном доме, стоявшем в школьном саду.

Он предвкушал, как сейчас скромно и с достоинством сообщит о своей победе: «Да, товарищи. В споре между истиной и ложью, как сказал один мудрец, всегда сначала одерживает верх ложь, но затем… Коллеги, к чему извинения! Всё завершилось наилучшим образом. Всё правильно. Факты полностью подтвердились, как и следовало ожидать. — Факты упрямая вещь, — говорил Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Я с ним целиком согласен…»

Но отчего-то не было на душе покоя.

Василий Степанович шел к школе аллеей березовых саженцев. Тонкие стволы отливали коричнево-сизо. Ещё не скоро они засверкают белизной, как настоящие березы. И слабы пока — ствол вбирается в кулак. Как просто сломать саженец, но дай срок набраться сил от земли и солнца — тонкий хлыстик станет могучим, прекрасным деревом.

Он думал про завтрашнее утро. Поздоровается ли с ним завтра по дороге в школу Володька Пинчук?

Там, за морем, деревня…

Мальчик оказался молчаливым, за первые полчаса пути не проронил ни слова. Холмин тоже молчал. В этот ранний и серый, первый дорожный час он заставлял себя быть внимательней за рулем.

Он всматривался напряженно в осеннюю дождевую мглу подмосковного шоссе, но всё же замечал все движения своего спутника, осваивавшегося в машине, — как он с любопытством трогает кожу сиденья, блестящие рукоятки. Один раз он даже попробовал, прослушиваются ли изнутри движения «дворника», сгоняющего со стекла мелкие дождевые оспины, — Холмин перехватил взглядом эту детскую попытку и смущенно отвернулся.

Впереди показался знакомый Холмину поворот направо. Проезжая мимо, Холмин подумал о Саше:

«Ты-то уж наверняка сможешь здесь работать! С твоей-то головой… Интересно, ты сам понимаешь или нет, какая у тебя голова?..»

Это был наивный риторический вопрос отходящего поколения. Молодые знали всё, они имели право на поиск и были готовы занять ключевые позиции. Небольшая задержка оставалась за тем, какие позиции считать ключевыми.

Холмин потянулся вправо и достал из автомобильного ящичка пачку «Явы».

— Саша, вы курите?

— Нет, не приучился.