Там, за рекой

Я кивнул и представил Наташу. Мы поздоровались, Игорь предложил нам сесть. На самом деле я был уверен, что не узна́ю его. Я пару раз был на экскурсиях Кузнецова, еще в школьные годы, да видел несколько репортажей по телевизору, а зрительная память у меня не очень, регулярно подводит. Вот и сейчас: вроде это он, а может быть, и нет. Хотя, казалось бы, разве можно такого персонажа забыть? Высокий, ростом под два метра, и большой, широкий. Курчавые волосы, роскошные бакенбарды, борода. Весь его вид внушал спокойствие и уверенность, с таким дядькой легко начинать новый бизнес, пить пиво или просто болтать. Клянусь, если бы я принес с собой бабушкину прялку на продажу, то при виде такого краеведа я сразу же отдал бы ее бесплатно, безвозмездно, да что угодно бы отдал, лишь бы порадовать такого человека.

– Мы.

Я дернулся было рассказывать, но Кузнецов жестом остановил меня. Он вытащил из ящика стола трубку и стал набивать ее табаком. Мы же пока сидели молча, не понимая, как теперь начать разговор.

Оказалось, Игорь ждал чай. Его принесла та самая тетушка, что мы видели во дворе. Она улыбнулась мне, как хорошему знакомому, и, поставив на стол поднос с керамическим чайником и разномастными, но удивительно подходящими под настроение кружками, удалилась. К чаю на блюдце лежали конфеты, среди которых я углядел свои любимые батончики «Рот Фронт» – правда, в этом мире они почему-то назывались «Бархан». Дурацкое, ни с чем не вяжущееся название. А этикетка почти такая же, как и была.

Игорь закурил, по веранде потянулся сладковатый запах трубочного табака.

– Ну рассказывай, до чего догадался, что объяснять надо?

Мне не терпелось рассказать обо всем сразу, но я начал с короткого и удивительно емкого:

– Это не мой мир. Другой.

Кузнецов ухмыльнулся.

– Хорошее начало. И почему же ты так решил?

– Тут есть вещи, которых в моем мире, – я поправил себя, – в том мире, к которому я привык, просто не было.

– Верно, чуть непривычный, но почему же не твой? Скажи, например, параллельный, такой близкий и такой похожий. А ты сразу: «Не мой, другой». Еще скажи: «Чужой», – хотя, казалось бы, чужого тут совсем чуть-чуть. Практически точно твой, за исключением нескольких досадных мелочей.

Я судорожно начал подбирать причины, почему мне этот мир так не нравится и что же в нем неправильно. Ответ пришел почти сразу:

– Моя семья погибла. Авиакатастрофа. Жена, сын и дочка. Какой же это мой мир? Я его никогда в таком виде не полюблю.

– Так быстро? Соболезную. Впрочем, привыкнешь.

Казалось, он абсолютно не удивился услышанному. Это было очень неприятно. Моя боль еще жгла изнутри.

– Игорь, что значит «быстро»? И что значит «привыкнешь»? Отлично разговор вы начинаете.

– Успокойся. Я сейчас все объясню.

Он еще раз пыхнул трубкой, вздохнул и начал свой длинный, неторопливый рассказ.

– То, что ты видел, действительно больше всего похоже на переход между двумя похожими реальностями. Неважно, как ты их назовешь, – хоть параллельные, хоть другие, хоть еще какие-то. Важно понимать, что они существуют параллельно друг другу и независимо от наблюдателя, то есть от тебя. При этом они как-то движутся параллельно, но движение происходит, только когда ты находишься внутри. Мне кажется, это более всего похоже на два рукава реки, сливающиеся в один поток. То есть вся вода все равно течет, что в одном русле, что в другом. Ты можешь проплыть в одном, перейти в другое, при этом вода в твоем не останавливается, поток продолжает двигать ее вперед.

Я не особенно вежливо перебил его:

– Это понятно, а что значит «привыкнешь»?

Кузнецов еще раз вздохнул.

– А вот сейчас будут исключительно ничем не подтвержденные теории и догадки. Как мне кажется, есть определенный механизм, включающийся каждый раз, когда ты переходишь через границу. Именно он не дает задерживаться в «чужой» для себя реальности. Практически сразу, как ты осуществляешь переход, в твоей жизни случается потеря, не дающая тебе остаться в этом мире. Вот ты бы захотел тут оставаться, зная, что в твоей реальности твои близкие живы?

Я помотал головой.

– Нет, это война здешнего меня. Я ему очень сочувствую, но пусть он сам с этим воюет. Я ему помочь ничем не смогу, только разве что на глаза не попадаться. Кстати, Игорь, а что происходит, если человек из одной реальности столкнется с собой же, но из другой?

– С собой?

Он смотрел непонимающе, а потом гулко расхохотался.

– Угу. Кирилл, нет никакой другой реальности, кроме той, что дана тебе в ощущениях. В этом мире есть только ты – и всё. И никакого параллельного тебя не существует.

– Как это? Я один на все вселенные?

– Именно. Все люди единичны и уникальны. И каждый существует на все вселенные. Так что даже не ищи тут другого Кирилла Карпова – его нет. Есть ты, и только ты отвечаешь за все, что происходило и происходит, и будет происходить. Один человек и множество вселенных. Вот и получается, что гибель человека – это такое большое горе.

– Погодите, но тогда что, получается, если это правда, то мои родные погибли и в моей вселенной? И мне нет смысла возвращаться в мою реальность?