Там, за Вороножскими лесами

Дом встречал Демьяна пустотой. В гриднице, где совсем недавно Олекса щедро угощал гостей, остался только широкий дубовый стол с резной столешницей. Вместо искусной работы лавок теперь стояли прибитые на березовые колоды доски, на которые Пульхурия суетливо раскладывала конопляные половики.

– Лавки вынесли, а стол не смогли, – усмехнулся Карп. – В дверь не пролез. Ты прости меня, Демьян Олексич, не уберег добро. Избили так, что седмицу⁶¹ в горячке провалялся.

– Да о чем ты? – махнул рукой Демьян. – Мне у тебя о прощении просить надобно.

– И коней вывели, и кур всех забрали, даже сено окаянные охапками вынесли. Страха Божьего у людей нет!

– А вот и не все, – задорно улыбнулась нянька. – Матушкины наряды я сохранила. Села на короб и сижу, дескать, плохо мне, ноги не держат, они старости моей ради и не стали меня с короба стаскивать.

– Лучше б ты, дура, на ларец с серебром села, – усмехнулся Карп. – Толку бы больше было. Да все не так плохо. Дружины твоей дворы не тронули, я челядь на прокорм к ним пока пристроил. Сельцо, Бог милостив, поганые не разорили, соседние пожгли, а наше за овражком видать не приметили. Да я пока с них ничего не сбирал. Весна, голодно, отсеяться нужно. Потерпим?

– Потерпим, – согласился Демьян. – Дружина вся отцова полегла?

– С десяток осталось, но побитые сильно, не годны пока. Ты их обойди, Демьян Олексич, уваж. Не предали, то редко сейчас, – Карп вздохнул.

– Обойду. Отца где погребли?

– В Туров свезли, здесь не дали положить. И главу его там же искали, я сам дважды ездил. Нет… Не тревожься, все как надо сделали, и молебны заказывали, и Тимофевну на могилку возили.

– А вот и откушать, – мать, улыбаясь, сама внесла горшок с дымящей кашей.

Повеяло уютным детством. Вот сейчас выбегут из-за спины у матушки проказницы сестры. Демьян отвернулся, пряча слезы.

Дружину Олексич распустил по домам. При нем остался только сирота Проня, которого никто не ждал, и преданный Осип Вьюн. Оська лишь торопливо забежал, поцеловать мать, и сразу вернулся к боярину. К вечеру на двор пришел и Горшеня.

– Что дома не сидится? – улыбнулся Демьян.

– Опасно, боярин, без дружины ночевать. Могут и гости пожаловать, – десятник деловито стал проверять прочность приколоченных к проломам досок. – Вот здесь в углу лаз сделаем. Ежели заявятся, то мы Проньку через эту дыру за подмогой пошлем. Подарок жены где?

– На мне, – смущенно погладил рубаху Демьян.

– Псина твоя где? – засмеялся Горшеня.

– Дружок? Из конуры Полкана выгнал, порядки промеж собак наводит.

– На цепь не сажай, пусть у ворот бегает.

– Да разве ж его посадишь? Ты что ж думаешь, они и вправду ночью как тати полезут?

– А кто ж их знает. Народ бурлит, только об тебе и толкуют.

Раздались громкие крики.

– Неужто началось?

Демьян с десятником, выхватывая на ходу мечи, побежали к воротам.

Карп с Осипом пытались вытолкать здоровенного оборванца. Тот упирался и вопил сиплым голосом:

– Подайте, Христа ради! Не ел три дня, смилуйтесь.

– Еще седмицу не поешь и то не убудет, вон щёки шире плеч, – тиун с силой давил на створ, но убогий, выставив плечо и ногу, не давал захлопнуть ворота. – Убирайся, самим кто бы подал.

– Хозяина зови, хозяина зови. Он добрый человек, он подаст, – сдвинуть оборванца никак не получалось. – Не уйду, покуда хозяина не позовешь.

– Чего меня звать, здесь я, – Демьян внимательно разглядывал незваного гостя. Широкое сытое лицо, никак не вязавшееся с лохмотьями, обрамляла густая каштановая борода, показавшаяся Олексичу смутно знакомой.

– Наконец-то, боярин, заждались тебя. Ну, вспоминай, вспоминай дядьку, – полился мягкий черниговский говорок.

– Айдара муж, – обомлел Демьян.

– Тише ты, – с опаской оглянулся здоровяк, – впускай в дом. Потолковать нужно.

Гость хлестал квас, время от времени утирая роскошную бороду рукавом хламиды. Карп с сожалением морщил лоб, видя, как драгоценная влага пропадает в объемном горле чужака.

– Сказывай уже, – Демьян нетерпеливо постукивал пальцами по столу. – О сестрах моих известно чего?

– У побратима они твоего, – спокойно, совсем буднично ответил здоровяк.

В углу радостно вскрикнула Пульхерия.

– Все ли ладно с ними? – не веря своему счастью, прошептал Олексич.

– Да чего с ними станется, – отмахнулся гость, – кваску мне подлейте.

– Матушка, слышала, сестрицы живы?! Слышала? – Демьян кинулся тормошить мать.

– Ты голову найди, помнишь, голову надобно сыскать, – мать смотрела куда-то сквозь сына.

– Оставь ее, – положил ему на плечо руку Горшеня, – вернутся сестрицы, может Тимофевне и полегчает.

– Дорогой выкуп хозяину за сестриц твоих пришлось заплатить, – здоровяк отломил большой ломоть хлеба, – особенно за старшую, хороша больно, Ахмат продавать не хотел. Ты, боярин, столько серебра и в руках не держал, да и не видывал. А мясо у вас не водится?

– Пост нынче, – растерянно промолвил Демьян. «Дорогой выкуп… где столько собрать, чем с побратимом расплачиваться?» – хозяин обвел глазами пустую горницу.