– Мы когда после погони неудачной воротились, Темир сильно осерчал, что князей упустили. Отец твой еще жив был. Хозяин просил за него, да куда там, Темир и слушать его не стал, а сестер твоих Ахмату подарил. Хозяин у магометанина стал их выпрашивать, а тот меньшую продает, а Ульку вашу уступать не хочет, уперся. Хозяин и так, и этак. Наконец, сговорились. Няньке велел не сказывать, сколько за девку отдал. Так и помалкиваем.
– Я ему верну, все верну, – скорее себя, чем гостя, стал уверять Демьян.
– С чего тебе возвращать. Все продашь да сам в холопы подашься, а и то не соберешь. Кашки-то подложите, отощал под Ольговом околачиваясь.
– Я у князя займу. Он поможет.
– Ну-ну, – хмыкнул здоровяк. – Ерема – я, а то и как зовут не спросили. Мы в леске у Русалочьей заводи стоим. Опасно нам оставаться, порезвились мы здесь, сам понимаешь. Приметит кто, мало не покажется. Завтра в ночь выехать нужно. Как солнышко садится станет, подъезжай, проводим тебя к хозяину.
4
Под утро отчаянно разлаялись псы. Олексич с ближней дружиной вылетели на двор. Собаки брехали в сторону закрытых ворот. Увидев хозяина, к Демьяну подбежал Дружок, разжав мощные челюсти, пес положил к ногам боярина окровавленную тряпицу. Вои переглянулись и стали красться к воротам. Вьюн одним рывком вскочил на забор.
– Нет никого.
Демьян выглянул на улицу. В свете серых утренних сумерек она была пуста. Истоптанный снег покрывали пятна крови, сгущающиеся у самых ворот. Боярин поднял голову и окаменел, сжимая кулаки. К воротному столбу была приколочена собачья голова.
– Выжить из города хотят, запугивают, – Вьюн топором стал отковыривать страшный подарок.
– Ну, Дружок то за нас отомстил, – горько усмехнулся десятник, – за зад кого-то таки тяпнул.
– Матери больней хотели сделать, голову ей стервятники принесли. Да я в вашем граде поганом и жить не стану! – заорал Демьян в пустоту, покрываясь багровыми пятнами. – Я с такими иудами и в храм один молиться не войду! Да что плохого мы вам сделали?! Отец за семью свою костьми лег, любой бы так поступил. Кто семью свою не оберегает, тот и град свой предаст, и князя предаст. А отец мой был не таков, он верой и правдой Ольгову служил, а вы над вдовой его потешаетесь. Смейтесь, как бы плакать потом не пришлось!
– Пойдем, Олексич, пойдем. Ничего ты им не докажешь, – попытался увести Демьяна Горшеня.
Молодой боярин тяжело вздохнул, а потом уже спокойно сказал в пустоту спящих заборов:
– К осени съеду, как дела улажу. Потерпите, – и сплюнув на снег, ушел во двор.
– Куда ж ты съедешь? Зачем ты им то пообещал? – стал укорять его Горшеня. – Успокоится все, в доме отца будешь жить.
– Не хочу я с ними жить, смердит от них. В сельцо съеду, от Айдара вернусь, велю хоромы там новые рубить. Хорошо там, Агаше понравится.
– В сельце-то опасно, нынче за городней крепостной уютней, – покачал головой старый вой.
– Отец тоже так думал, и что?
Горшеня смолчал.
К полудню Демьян в сопровождении десятников отправился на княжеский двор. Он шел по улицам, ни на кого не глядя, с гордо поднятой головой. Народ громко шептался, однако сына прежнего тысяцкого не занимал. Олексич спиной чувствовал любопытство, смешанное с враждебностью, но ему было все равно. Выходка с собакой выжгла смутно тлевшиеся в душе надежды на примирение. Мириться теперь Демьян не хотел, он, вообще, от них ничего не желал, ему нужен был только князь.
– Робша, как уехать? Нельзя сейчас уезжать, – Александр суетливо расхаживал по горнице. – Братец мне тайком шепнул, за отца твоего и других бояр мстить станем. Ахматку проучить нужно, чтобы неповадно было, а ты уезжать собрался.
– Мстить? – Демьян непонимающе глядел на князя. – Вам что мало? Опять полезете? Новый набег на княжения хотите, мало вам сел пожгли?
– Робша, за отца мстить не хочешь? Что ж ты за сын? – Алексашка скривил губы.
– Я погибели земле своей не хочу, мертвых уж не вернешь.
– Если магометанина этого безнаказанным оставить, так он и будет руками ногайцев край душить. А коли поймет, что татары пришли да ушли, а мы здесь рядом, да всегда к сечи готовы, так хвост-то поприжмет. Понял, о чем я?
– Не понял, – сухо ответил Демьян.
– А понимать то следует. Не отпущу я тебя. И все тут.
– Как не отпустишь? За мной провожатых прислали. Уедут, я дорогу к становищу побратима один не найду.
– Еще раз пришлют. Велика беда, – хлестнул равнодушием князь.
– Там же сестры мои. Мать ждет. Семья моя в беде, а тебе и горя нет! Не ожидал я такого.
– А я не ожидал, что ты от меня тайком повенчаешься.
– Это-то тут при чем? – не понял Демьян.
– А при том, что мы многого не ожидаем. Сестры твои в безопасности, давно уж у побратима сидят, так и еще побудут. А нам дело нужно сделать. Святое дело.
– Ты месть святым делом называешь?
– Забываешься, боярин! – разозлился Александр.
«Ну, думай, Демьянка, думай, как князя уломать. Соображай, голову тебе Господь на что дал? На жалость надавить не выходит, заслуги былые напомнить, так еще больше разъярится. А ехать нужно сегодня!»
– Прости, княже, за дерзость, – сменил тон Олексич.
Александр довольно улыбнулся.