Там, за Вороножскими лесами

– Да когда он меня слушал? Мы-то не такими были, – по-стриковски проворчал тридцатилетний вой.

Демьян спрятал усмешку, вспомнив, сколько раз Первуша до хрипоты спорил со старым десятником, не желая признавать его правоту.

– Справится. Оське быть.

На следующий день Демьяну все же пришлось явиться на свадьбу. Александр прислал за ним детского с нетерпящим возражений посланием. Нехотя Олексич поплелся на широкий княжий двор. Пир шумел во всю.

Веселый и изрядно хмельной Алексашка сам выскочил к Демьяну, хватая за рукав, усалил по левую руку от себя. На второй день пировали только мужчины. Кто-то еще бодренько выкрикивал здравицы, кто-то уже лежал носом в стол. Неутомимые скоморохи раздували щеки, извлекая из рожков и свирелей затейливые звуки.

Демьяну очень хотелось узнать, как Ефросинья, но он не решался. Александр в очередной раз с упоением вспоминал о ловах вепря, с каждым разом все приукрашивая и приукрашивая свой рассказ. Размеры убитого кабана уже могли поспорить с медвежьими. Толстый Коснятин с Миронегом слаженно поддакивали. Святослав кривился в усмешке, перешёптываясь с любимцем Буяном. Олексича тяготил пьяный угар, хотелось быстрее вырваться на волю из этой круговерти.

На углу скромно сидел новый тысяцкий. Встретившись с Демьяном взглядами, он первым кивнул головой. «А ведь я на его месте сижу? – спохватился Олексич. – Ему по левую руку от князя нужно сидеть, а его в самый конец задвинули. Коли не уважают, зачем выбирали?» Демьяну почему-то стало обидно за Якова, как будто это не Яшку Кумича оскорбили, а память об отце попрали.

– Княже, – обратился он к Александру, – негоже тысяцкому на задворках сидеть. Народ уважать не станет, коли ты свое пренебрежение им выказываешь.

– Робша, устал я от поучений твоих. Молодой еще, а ворчишь как дед, – беззаботно улыбнулся князь. – Ох, намается с тобой Агашка, пожалеет, что топор не мне всучила.

Он пьяно засмеялся, уткнувшись Демьяну в плечо.

– О своей бы жене думал, а не мою припоминал.

– А моя хороша, Робша, уж так хороша, – Алексашка мечтательно вздохнул, – Век тебе за нее благодарен буду. Проси, что хочешь.

– За Агафьей отпусти, больше мне ничего не надобно.

– Все ты об своем, как тетерев на току, – отмахнулся князь.

«Да, что ж это такое! – внутри у Демьяна все бушевало. – Уеду я наконец отсюда или нет!»

Святослав с Буяном опять зашептались. Филька зло сузил глаза и громко, чтобы слышно было и в отдаленных концах стола, обратился к Демьяну.

– Понравился нам конь степной, больно хорош. Как твоя меньшая сестра подрастет, так ты ее тоже под какого поганого подложи, и нашему князю добрый конь нужен.

Демьян вихрем вскочил с лавки, подлетел к Буяну, так быстро, что никто ничего не успел и разобрать, рывком опрокинул Фильку на пол и начал жестоко избивать – не разбирая лупить по чему придется, не давая встать. Он выплескивал на этого, свернувшегося в комок человека, всю ярость: за сестру, за мать, за разлуку с любимой, за павшего в дурной сечи Горшеню. За все, что накопилось!

– Демьян, Демьян, ты, что творишь?! – слышал он как во сне испуганный голос своего князя. – Да оттащите вы его, ведь убьет!

Десятки сильных рук схватили Олексича, оттягивая от жертвы. Он тяжело дышал, казалось, не понимая, где находится.

– Да, что на тебя нашло? – причитал Александр. – То ж дурак, дурак был дураком и останется, хоть забей его.

Демьян перестал рваться, скрутившие его ослабили хватку.

Фильку подняли, он держался за голову и тихо постанывал.

– Ведите прочь, – раздраженно бросил Святослав.

Бояре сидели притихшие. Никто никогда не видел сына Олексы таким. Все знали, что Демьян к обидным словам был терпелив, драку первым никогда не затевал, а если и дрался, то бил так, чтобы лишь проучить, не причиняя увечий. Многие поняли, что дикий, разъедаемый ненавистью, Олексич был делом и их рук, каждый воткнул свою иглу в израненную душу.

– Дозволь, княже, пойду, – Демьян шагнул к двери.

– Иди, – растерянно прошептал ему в след Александр.

– Эй, Робша! – крикнул боярину в спину Святослав. – Как наскучит тебе мой братец, ко мне переходи. Мне такие вои нужны.

Ничего не ответив, Демьян вышел.

2

Только на четвертый день гости, наконец, стали разъезжаться. Ничуть не раскаиваясь, Демьян все же послал потихоньку пронырливого Нижатку потолкаться промеж липовецких воев и узнать, как там Буян.

– Лучшает. Да ты, боярин, ему челюсть свернул, есть не может, бабы ему трут мелко и в рот всовывают. Этак отощает.

– Наука ему, будет знать, об чем поганым языком молоть. Всё, к князю я пошел, ежели и теперь не отпустит, сбегу.

Демьян широким взмахом распахнул новые ворота. Теперь на месте Горшени по десную руку от него важно шагал Первуша, по левую, еще сильно смущаясь, – Осип. И опять на улицах было безлюдно, зато со стороны торга раздавались громкие крики и брань.

– Весь Ольгов там, чего опять делят? – подивился Вьюн.

– Очередного тысяцкого вешают, – недобро пошутил Первуша и тут же осекся, виновато скосив на боярина глаза.