Там, за зорями. Пять лет спустя

Сжав в ладони крестик, который носила на шее, не снимая, девушка в минуту отчаяния обратилась к небу со страстной молитвой и обещаниями…

Злата просила сохранить ей ребенка и обещала никогда больше не звонить и не писать Дорошу. Но все, что происходило в голове и сердце Златы, мало кому было известно. Не хотелось и невозможно было об этом с кем-то говорить. Конечно, у нее было много знакомых и подруг, школьных, университетских, с ними она, конечно, могла о многом говорить и многое обсуждать, но о том сокровенном, личном, что было на сердце, что даже с мамой сложно было обсуждать, об этом Злата с ними говорить не могла. И с Анькой тоже. Родственница изначально и до сих пор не могла понять, как же так случилось и почему. Хорошо еще, что годы сделали ее не только старше и мудрее, но еще и тактичности придали, по этому она не лезла с расспросами к Полянской, довольствуясь тем, что рассказывала сама Злата и мама.

Так уж вышло, что откровенно и обо всем Злата могла говорить только с Ириной Леонидовной, казалось бы, совершенно чужим, посторонним человеком, но вместе с тем умевшим выслушать молча, хладнокровно, без эмоций, аханья и качания головой. Без вопросов, ответить на которые девушка не могла и не знала ответа. Нет, Ирина Леонидовна ни о чем не спрашивала, не сочувствовала и не обманывала девушку, просто попыталась, расширив рамки картины, коей были отношения с Виталей, показать ее Злате реальнее, без иллюзий и самообмана. Как-то все разложить, правильно и объективно. Не дать Злате пасть духом, заставить поверить, что все будет хорошо. И она будет счастлива с Виталей или без него… А главное, Злате не стыдно было говорить о нем с Ириной Леонидовной.

К тому же, как оказалось, женщина неплохо разбиралась в психологии и на Златино очередное: «Ну почему он вот так?» могла дать реальный ответ. Мало того, что Ирина Леонидовна морально поддерживала Полянскую, она после того, как каникулы в школе закончились и Маняше надо было возвращаться домой, переехала в Горновку, забрала девочку и сама отвозила и забирала ее из школы.

Злата попробовала возразить, понимая, что жизнь в деревне для такой женщины, как Ирина Леонидовна, немыслима, женщина ведь городской житель и совершенно не приспособлена к сельской жизни, но та ничего и слушать не стала. Надо, а значит, она справится.

И все же даже она переоценила собственные возможности. После первой ночи, утром, после того, как отвезла девочку в школу, она позвонила Злате и рассказала, как ночью, не в состоянии уснуть, сидела за компьютером и в тишине отчетливо слышала, как воют волки. Злата тоже слышала каждую зиму, поэтому для нее это не было новостью, хотя всегда было жутко! Ирине Леонидовне не то чтобы жутко было, она, откровенно говоря, пребывала в шоке. Дальше — больше.

На улице, выйдя подышать свежим морозным воздухом, женщина не встретила ни одной живой души, и от ощущения, что она одна, просто одна во всем мире, захотелось немедленно сбежать, уехать хоть куда-нибудь, где бурлит жизнь, где есть люди. И только сизые дымовые столбики, поднимающиеся в небо, удержали ее от этого.

А к вечеру того же дня два странных субъекта появились на пороге дома. Женщина как раз усаживала Маняшу ужинать и испугалась, так как и пол, и возраст на их спитых лицах трудно было различить… Какие-то свалянные шапки-ушанки, полушубки, телогрейки и характерный запашок явно выдавали в них пьяниц и бомжей.

Переминаясь с ноги на ногу, они чего-то там бормотали и просили есть, выпить или денег. Ну, Ирина Леонидовна им устроила. Страх быстро прошел, да и была она женщиной не робкого десятка. Выпроводила их с такой отповедью, что из дому они едва унесли ноги. Потом, как только на землю опускалась ночь, женщина закрывала и калитку на засов, и двери на все замки. Правда, после того, как эти люди были благополучно изгнаны из дома, Маняша рассказала ей, что это Толик и Алла, они хорошие и смешные, а еще голодные все время, потому что нигде не работают, и мама, и бабушка все время дают им есть и что-то из продуктов.

На следующий день Ирина Леонидовна собрала целый пакет еды и отнесла их Масько, неумело извинившись за вчерашнее. Она округлившимися глазами смотрела по сторонам, а сознание просто не в состоянии было вместить, как же эти люди живут в таких жутких условиях.

В доме было холодно. Дров не было. Они кое-как растапливали печь сырыми дровами, которые таскали из леса, те шипели, дымили, не давали тепла. Они спали на печи, не снимая ни бурок, ни телогреек, а в доме в ведрах замерзала вода.

Выйдя от Масько, Ирина Леонидовна встретила первую за эти дни бабульку. По описанию Злата догадалась, что женщина встретила бабу Нину, и та, узнав, куда и зачем ходила женщина, стала ругать и поносить Масько на чем свет стоит, обзывая пьяницами, тунеядцами, лентяями и дармоедами.