Там, за зорями. Пять лет спустя

Но однажды дождливым октябрьским вечером в окно столовой настойчиво постучали. Злата как раз укладывала младшую дочку спать, а старшая в это время читала вслух, сидя за столом. Машка испуганно замерла на полуслове, а потом, соскочив со стула, прибежала к матери. Но прежде чем она успела заговорить, Злата приложила палец к губам, призывая к молчанию, и указала на дверь. Злата покинула комнату вслед за девочкой, оставила гореть ночник на прикроватной тумбочке и прикрыла за собой дверь. Стук повторился, и, мимоходом взглянув на настенные часы, Злата пошла открывать, недоумевая, кто мог пожаловать к ним в такое время и зачем.

Резкий порыв ветра почти вырвал из рук Полянской дверь, когда она, повернув ключ, отворила ее, но не дал удариться ей о стену веранды. Чья-то рука успела придержать дверь.

— Тихо-тихо, золотая моя, чуть не убила! — раздался из темноты голос Витали. Голос, пронизанный теплотой и нежностью. Голос, от которого у девушки перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы. Мокрый, он возник из темноты, чуть отодвинул ее в сторону и закрыл за собой дверь. В темном узком пространстве веранды они оказались так близко друг от друга. Ветер бросал капли дождя, барабаня ими по стеклу. Ветки груши царапали шифер у них над головой. За деревней тревожно стонал лес. Ветер, срывая с деревьев последние листья, гнал их за собой…

— Привет! — сказал Дорош, нарушив молчание.

Злата, рванувшись вперед, уткнулась лицом в его мокрую куртку, чувствуя, как по щекам бегут слезы.

— Эй, Злата Юрьевна! Это еще что такое? Быстренько перестань! Ты же видишь, я весь мокрый! Ты что же, плачешь? Вот глупая, немедленно прекрати это! Пойдем в дом! Дети еще не спят? — спросил он.

Девушка лишь покачала головой, не в состоянии сразу справиться с собой. Мужчина ласково и ободряюще погладил ее по спине, отстраняя от себя. Он открыл дверь, и они вошли в небольшую прихожую, освещенную бра. Виталя снял мокрую куртку и повесил ее на вешалку. Стряхнув с волос капли дождя, он обернулся и улыбнулся. Злата, вытирая мокрые от слез щеки, смотрела на него, не в состоянии до конца поверить собственным глазам. Он здесь, перед ней, настоящий, живой. Он здесь, рядом, улыбается, глядя на нее, а глаза светятся теплыми искорками нежности и смеха. Гладко выбритый, подстриженный, источающий все тот же до боли знакомый терпкий аромат парфюма, от которого у нее кружилась голова и подкашивались ноги. В новом спортивном костюме и с ослепительной улыбкой на красиво очерченных губах, от которой у девушки захватывало дух. Определенно он только сегодня побывал у парикмахера и недавно вышел из душа. И все же Полянская не могла не заметить темные круги у него под глазами и чуть одутловатое лицо.

И уж конечно, Злата Юрьевна даже предположить не могла, что всю прошедшую неделю Виталя был не так уж далеко от них. Он пил, закрывшись в маленьком домике родительской дачи, сильно пил, беспробудно. Пил и спал, спал и пил, не желая ни думать о чем-то, ни что-то решать. Конечно, он не мог рассказать Злате, каким ударом стала для него вся открывшаяся его жене правда. Та, которую она бросила ему в лицо, потребовав объяснений. Мужчина понимал, что увиливать и врать уже бесполезно, и ему ничего другого не оставалось, как во всем признаться и просить простить. Но Марина простить не смогла. Нет, не измену, а именно Злату Юрьевну Полянскую и маленькую Ульяну. Ему пришлось собрать вещи и уехать в Горновку. Но вот так сразу пойти к Злате или позвонить ей Виталя не смог. Ему необходимо было время. Нужна была передышка, пауза, которая позволила бы ему смириться и принять неизбежность тех перемен, которые следовали после его ухода из дома, из семьи и развала того привычного образа жизни, который он вел много лет и который в общем-то его вполне устраивал. Все свалившееся на него оказалось куда сложнее. Мысли об этом преследовали его, не отпуская, и прогнать их не удавалось. Вот и искал он спасение в бутылке.

— Я уже не надеялась увидеть тебя когда-нибудь снова! Почему-то в этот раз у меня не осталось даже надежды! Ты не звонил… — негромко сказала Полянская, не сводя глаз с его лица.

— Я не мог, — перебил ее мужчина и, наклонившись, поцеловал в нос. — Я, знаешь ли, продрог! Согреешь чаю?

— Конечно! — Злата улыбнулась, хоть на ресницах по-прежнему дрожали слезинки, и, не сдержавшись, обвила руками его талию, прижавшись на мгновение к его груди. — Проходи! — она указала на дверь, пропуская вперед.