Там, за зорями. Пять лет спустя

— Ой, Златка, это вообще такая история, — женщина махнула рукой. — К тому времени, когда мы с Толиком встретились, я в Речице жила. С мужем моим мы тогда уже были в разводе, но продолжали жить в одном доме. Да и дочка с нами была, Валька моя, ей пять лет тогда было. А в Гомеле у меня бабушка жила, которая мне потом квартиру завещала, а я ее оставила Вальке, где она сейчас с детьми живет. Ну так вот, а с нами рядом жил Корч с Нинкой, нашей соседкой. Мы не то чтобы дружили, просто общались по соседству. А этот Корч был то ли третьим, то ли пятым сожителем Томки. И вот как-то в сентябре прибегает ко мне Нинка и говорит, мол, поехали в Горновку воровать картошку. А я ж ни сном ни духом! Какая Горновка? Какая картошка? Скоро вон муженек с работы явится и, если меня не застанет, опять побьет! А бил он меня сильно, Златка, потому и развелась я с ним. Короче, отказалась я ехать, хотя, конечно, и картошка мне нужна была, и деньги. Ну, Нинка убежала, а под вечер опять прибежала. А тут как раз мой явился, ну и говорит, езжай. Ну, вот мы и поехали с ними. А Корч-то уже поддатый добро, да и бутылка у него за поясом. А мы ж с Нинкой про это не знали. Приехали к сельскому совету, а что потом, куда потом, неведомо. Ну и пошли мы в Горновку через бугор. А темно ж уже, сентябрь… Посреди леса чего-то там Нинка с Корчом не поделили, сцепились они ругаться. И как-то бутылка выпала у него и разбилась. Ох, Златка, как озверел он, как давай Нинку бить… Она упала, а он ее ногами, а на ногах кроссовки обуты, страшно бил, и мне попало, когда попыталась помешать ему. Как дал мне, так я в канаву и отлетела. А Нинка вообще упала и лежит, не поднимается. Чуть мы ее растолкали, а она ойкает, за ребра держится, видно, хорошо Корч ее ногами в кроссовках отходил. Поднялась она кое-как, ну мы и пошли. Пришли в Горновку в одиннадцатом часу. Темень кругом, мы сразу к Арише и завернули. А она одна была. И отправила нас к соседу своему, который мог бы нас провести на поле и показать, где картошка растет. Вот и пошли мы к Толику. А он дома жил с батькой. Пришли, а в хате темно, только телевизор работает. Старый у печи копошится, а Толик в другой комнате на кровати телевизор смотрит. А я ж никого не знаю, Корч пошел с ним договариваться, а я на стуле у дверей присела и жду. А сама думаю: «Господи, и куда я попала, и как я домой-то попаду?» Ну, они там поговорили, и пошли мы. На улицу вышли, а темень — ничего не видно. А у них у калитки, если ты помнишь, Злата, верба росла, здоровая такая, как вон у дороги растут. Вот я чуть лбом в эту вербу и не вмазалась. Толик меня хвать за руку в самый последний момент! И уберег. Пошли мы на поле, а картошка была как раз за кладбищем. Корч у Ариши еще рюмку пропустил и в карьерах спать завалился. А мы разбрелись по полю и копаем. И вот так вот получилось, встретились мы с Толиком на одной борозде. Встретились и поцеловались!

— Что значит поцеловались? — встрепенулась Полянская, не сводя глаз с Алки, которая рассказывала, эмоционально жестикулируя. — Правда, что ли, вот так взяли и поцеловались?

— Да, правда, вот так встретились в борозде и поцеловались. А потом, когда уже пришли снова к Арише, оказалось, спать у нее негде. Корч с Нинкой свободную постель заняли. И пришлось мне идти на сеновал, вот этот самый, который и сейчас еще у нас за хатой стоит. И Толик пошел со мной. И только утром, проснувшись, я увидела и рассмотрела его. Так же темно. И у него в хате темно было, только телевизор шел. Так-то что? Ну, высокий и высокий, ну, худой… А утром мы проснулись, он мне и говорит: «Полежи-ка!» И ушел. А через час вернулся с большим ведром белых грибов. Правда, Корч все равно продал их, потом и картошку продал, хоть и не копал ее. И денег не дал ни копейки!

— Ну, а потом? — нетерпеливо переспросила Злата, которую увлек рассказ женщины.

— А потом я домой поехала, а через пару дней Толик с батькой ко мне на возу приехали в гости. Муж мой на работе был, я их за стол усадила, покормила, выпили они. А потом он еще раз приехал. А у меня и без того уже мешки с вещами собраны были, съезжать я в Гомель хотела, а вместо этого в Горновку к Толику поехала. По сердцу он мне пришелся, Злата. Мужа своего я не любила уже, да и любила ли вообще, неизвестно, а вот с ним мне хорошо было. Я его полюбила. И до сих пор люблю, хоть и прошло уже с тех пор целых двадцать пять лет!

— Ничего себе! Так у вас же, можно сказать, серебряная свадьба! — воскликнула девушка.

— Ага, да только ж мы не расписаны с ним…

— Так, может, съездим в сельсовет и распишемся? — донесся из-за грубки голос Толика.

— Ой, да ну тебя! — отмахнулась женщина.

— А вы сейчас что же, делаете ей предложение? — тут же среагировала Полянская.

— Ну, так как бы да! А чего? Хата у нас уже есть, прописка тоже, осталось тока пожениться! — смутившись, отозвался Масько.

— Ну, тогда мы с Лешей будем свидетелями!