Тамада

Ибрахим вздохнул, глядя на нее: «Жамилят, Жамилят, душа добрая. Сколько разных неприятностей сыплется на твою голову. У другой бы руки опустились или ожесточилось сердце, но нет, ты такая же, какой была много лет назад. Неизбывно теплое, доброе у тебя сердце». Вдруг вспомнилось ему, как неделю тому пришла в правление со слезами на глазах старая Тушох. Жаловалась, что дом ее совсем развалился, стены вкривь и вкось, по комнатам ветер гуляет, ровно на улице. Муж ее давно преставился, трое сыновей с войны не вернулись. Одна она в жизни, как перст. И теперь еще беда — дом того и гляди развалится. Одна труха, а не дом.

А к вечеру весь аул облетела молва: Тушох переселяется в новый дом, построенный под правление. И всем показалось такое решение единственно правильным, оценили сердечную доброту Жамилят. Ибрахим подумал тогда, что доброта — великая сила, и тот, кому она дана, может горы свернуть. Но до чего же несправедлива судьба — сколько самой Жамилят приходится принимать на себя жестоких ударов! И теперь еще этот град...

Снова перед глазами поплыли поля с почерневшими выбитыми посевами.

Ибрахим взглянул на Харуна.

— Беда, — Харун точно прочел мысли агронома и отвел взгляд.

Вскоре в комнату вошел и Али.

— Салам! — и молча уселся на свое место возле двери.

— Ну, что ж, товарищи специалисты, хватит молчать. Давай, Харун, соберем расширенный партком, — заговорила Жамилят. — Будем решать, как быть.

Она подумала, что все можно бы обговорить и в узком кругу, но для нее было важно, чтобы каждый подумал о выходе из создавшегося положения. Ведь безвыходных положений не бывает. Пусть каждый из них выстрадает это решение.

Часа через полтора колхозная контора гудела, точно улей, — явились члены парткома и члены правления, бригадиры и звеньевые.

Усталые и озабоченные лица.

Говорили лишь о том, что случилось, но никаких деловых предложений не было, пока не встал Али:

— Думаю, не все посевы окончательно погибли. Недели через полторы поля зазеленеют. Конечно, урожая с них не собрать, плана по зерновым мы не выполним, это ясно, но осенью на эти поля можно пустить скот, из нагульного гурта. Я считаю такое решение целесообразным.

В словах Али была деловая мысль, и Жамилят порадовалась, что он наконец почувствовал себя увереннее. Но в эту минуту встал Ибрахим:

— Нет! — резко заявил он. — У меня другое предложение. — Десятки глаз выжидающе и сосредоточенно вперились в его лицо, вдруг покрывшееся мелкими крапинками пота. — То, что предложил Али, вполне приемлемо с точки зрения выгод животноводства, но мы должны сейчас думать не только о выгодах своего участка, а об общей выгоде колхоза. И я, как агроном, считаю, что нам необходимо перенахать побитые градом поля и снова засеять.

Кустистые брови Харуна удивленно полезли вверх:

— Засеять? В июле?

— Да. Одни поля нужно засеять кукурузой на силос, другие — травами. Там, где кукуруза после перепашки даст хорошие всходы, надо приложить все силы, чтобы она была пригодна для уборки на зерно.

Ибрахим тыльной стороной ладони провел по лбу. Понимал, что его предложение рискованное — сеять кукурузу в начале июля. В его практике такого никогда еще не было. Но рискнуть можно. Быть может, этот эксперимент даст неплохой результат. Взглянул на Жамилят, ища у нее поддержки.

— Ерунда! — воскликнул Али. — Весь район насмешим.

Он тоже выжидающе смотрел на Жамилят: что она скажет?

Она тоже провела по лбу тыльной стороной руки, повторив жест Ибрахима, — его предложение тоже показалось ей рискованным, но она понимала, что если задуманное удастся — колхоз будет с силосом и зерном. Надо попробовать. И она почувствовала, что верит Ибрахиму, как самой себе, даже показалось на какой-то миг, будто минуту назад и сама она думала так же, как он. Не вставая, заговорила:

— Действительно, сеять в начале июля — большой риск. Но ведь мы, земледельцы, всегда рискуем, и когда сеем, и когда жнем. Пока что мы не вольны управлять природой так, как захотим. И она в любой момент может нам подставить подножку. На мой взгляд, можно рискнуть. Я, как и агроном, — «за».

И когда говорила, уголком глаза поглядывала на Ибрахима: вот он сидит слева от нее, худощавый, черноволосый, открытое лицо и такие же ясные, упрямые глаза, как у Мухаммата. Это сходство с погибшим мужем на несколько мгновений поразило ее, и она, сбитая с толку невольным наваждением, почему-то поспешила повторить: «Я, как и агроном, — «за», да, да, я за предложение товарища Таулуева».

И на этом кончила свое короткое выступление.

Али с досадой махнул рукой, мол, делайте как хотите, мое дело — сторона, посмотрим, что из всего этого выйдет.

— Итак, давайте подведем черту, — твердо сказала Жамилят. — Будем перепахивать. Все силы — людей, технику — все надо бросить на сев. На этом и порешим. Не будем терять времени на дальнейшие разговоры. Ну, а если... если вдруг неудача... Будем вместе отвечать, товарищ агроном? — улыбнулась она.

— Согласен.

— Тогда за работу.