Тамара и Давид

Навстречу Сослану из южных ворот Нузальского замка вышли придворные во главе со старейшим рода Царазоновых, седобородым Бола. Никто бы не поверил, что ему за сто лет.

Не доехав до ворот, царевич Сослан и Гагели увидели Бола и спрыгнули с коней, за ними спешилась вся свита. Сослан направился к Бола, остановившись на расстоянии десяти шагов, отвесил ему поклон. Как только начал говорить Бола, Сослан поднял голову и сосредоточенно стал слушать.

— О боги! О покровитель всадников Уастырджи, — произнес Бола, — вам обязаны благополучным возвращением нашего царевича. Да благословите его в будущем. Добро пожаловать!

Царевич узнал среди придворных своего боевого друга — азнаура Элизбара Палавандишвили, прославленного в битвах против спарсов и сельджуков. Сослан перевел свой взгляд на Гагели и тот быстро зашагал к Элизбару. Два картлийских богатыря слились в объятии.

Сослану и Гагели было ясно, что Элизбар мог появиться в резиденции овсского царя только как посланец царицы Тамары.

Открытое, благородное лицо Элизбара не могло скрыть от Гагели, что он прибыл с радостной вестью для Сослана.

— Какую весть нам привез витязь Иверии[2]? — полушепотом опросил Гагели Элизбара.

— Хорошие вести, дорогой друг, — ответил Елизбар, понизив голос. — Светлоликая царица Тамара, дочь блистательного царя царей Георгия, скучает по дорогим друзьям. Я приехал по велению моей царицы и доблестного картлийского дворянства.

— Неясно говоришь, друг мой, — перебил его Гагели.

— О, не торопи, храбрейший из храбрых. Царица решила, что настало время действовать.

Гагели повел Элизбара к царевичу Сослану.

На почтительном расстоянии от Сослана Элизбар остановился и отдал ему земной поклон, потом, подняв голову и расправив могучие плечи, обратился к царевичу:

— Лучезарная Тамара, царица Иверии, посылает тебе, храбрейшему на Кавказе, потомку великого Дургуля, поклон.

— Слава мудрой царице, приветствую тебя, доблестный витязь, — ответил Сослан и сделал шаг в сторону Элизбара.

Элизбар подошел к Сослану, но не успел опустить голову в поклоне, как царевич прижал его к своей богатырской груди.

Высоко возвышается боевая башня над замком овсского царя в Нузале, она гордо смотрит на гранитные и базальтовые отроги Нузальского ущелья. Горы, налезая друг на друга, замерли в величавой тишине. На седьмом этаже башни сидели Сослан, Гагели и Элизбар. Сослан молчал, он был сосредоточен. Гагели и Элизбар убеждали его, что надо ехать в Картли. Они замолчали и ждали, что скажет царевич Сослан. Он подошел к окну, выходившему во внутренний двор замка, и продолжал задумчиво смотреть. Сквозь ночную мглу еле были видны базальтовые колонны замка. Здесь Сослан провел детские годы. Он вспомнил последний взгляд своего отца перед уходом на помощь царю Георгию III в борьбе против сельджуков. Гагели подошел к Сослану и сказал спокойно:

— Царица хочет иметь рядом в трудную минуту тебя, своего друга. Только ты, царевич, глубоко понимаешь желания и чаяния Тамары. Ведь ты говорил всегда, что Иверия стала твоей второй родиной. Только ты, — повысив голос, продолжал Гагели, — поможешь избавить престол от самокорыстной опеки именитых вельмож. — Царевич продолжал молчать.

— Сослан! — с упреком сказал Гагели, — ты думаешь только о себе. Интересы Иверии и престола подчиняешь самолюбию и гордости. Пойми, единение Тамары и Сослана нужно не только вам, оно необходимо нашим двум народам в борьбе против спарсов и сельджуков. Византия ослабла, она слабее объединенных врагов христианства.

Сослан оторвался от окна и взволнованно произнес:

— Вот этого я от тебя не ожидал, — и, повернувшись обратно к окну, медленно с грустью продолжал, — я думаю всегда о нашей земле и о Тамаре, об опасности, грозящей нашим народам, о силе объединения, которая бы оградила христианство от мусульманства. Но вместе с тем, дорогие друзья, единение картвельцев, овсов, армян и других народов против общего врага зависит от внутреннего единства Иверии. Самая большая опасность — это междоусобица в стране. Против меня — князья, церковь, между мною и Тамарой лежит гнусная клевета, связанная с таинственным исчезновением царевича Демны. Я хочу единства картвельского государства и возвеличения Тамары, но не хочу стать причиной раздора на родной земле.

— Сослан! — начал молчавший до этого Элизбар. — Ты лучше меня знаешь характер Тамары. Царица может пойти на все, ее никто не остановит в достижении заветной цели.

— Тамара должна думать прежде всего об единстве страны, — перебил его Сослан. — В Картлии и вне ее есть достойные, которые просят руки Тамары. Церковь и князья уже сделали выбор.

— А клятва, священная клятва и слово рыцаря?! — вместе воскликнули Гагели и Элизбар, будто сговорились.

Сослан не стал возражать, подошел к окну, потом повернулся к Гагели и Элизбару и улыбнулся. Для них было ясно, что Сослан принял положительное решение.

На второй день состоялся Совет старейших, возглавляемый Бола.

— О, господи, сотворитель наш, — говорил Бола, — ниспошли нам разум и отвагу.