Тамбовский изгнанник

Вот и рассказывал теперь торопливо Никите, — последние лет пять, а то и шесть у нас тут совсем худо стало. — Когда-то мои родители еще молодые говорили, что село не уму построили, наплевали на приметы, и будет, когда, ни будь, здесь плохо. — А, мне здесь жить нравится, прикипел я к этому месту, я ведь не один когда-то остался, да и жил здесь со своей старухой, а вот теперь один доживаю, да за вами неразумными приглядываю. — Народ, здесь конечно битый озлобленный на всех собрался, а вот здесь прижились, и идти всем им некуда. — Я то что старый уже, помру и никто не заметит, а вот хочется, что бы, и они как люди пожили. — Да и ты ведь совсем молодой еще, может сможешь это место изменить.

Никита улыбался словам старика, догадывался, что тот многое скрывает, и теперь слушая его торопливый рассказ, понимал, что его основные неприятности еще впереди.

— Здесь ты утихомирил бесовство покуда, но дом еще этот плохой проблем то добавит, — продолжал рассказ дядька Мефодий. — Еще мои родители говорили, что изначально дом на плохом месте построили, там какое-то капище было, так то вроде высокое сухое, а там и до этого место страшноватое было, даже когда село уже построили, там был огромный пустырь.

— А, кто там повесился то, и по какой причине, — поинтересовался Никита, собирая на стол.

— Парень молодой, Иваном вроде звали, я то тогда совсем малым был, а потом уже и спросить не у кого было. — Помню, что про него слышал, и я то эту историю со слов сельчан знаю, какой-то он упертый был, идейный вроде, комсомолец, одним словом. — Говорили, что даже он кому-то доказать хотел, что мол басни это и суеверия, что место плохое и назло всем стал дом строить. — Сам строил, и вроде как стало за ним странное что-то водиться, даже родители его уговаривали бросить затею эту с домом, но нет. — Он жениться собирался, и дом то на большую семью строил, а уж стройку заканчивал, люди уже тогда от него шарахаться стали, он и так — то грубый был, резкий такой, а тут замкнулся совсем, стал злой и как сыч на всех смотрел и не с кем не общался, на соседей чуть ли не рычал и кидался, чтобы они к его забору даже не подходили. — Все наблюдал за ними и дом охранял, казалось ему, что его разграбить хотят, свихнулся, одним словом. — Чего в пустом доме грабить то. — А тут и невеста его бросила, сбежала из села, и пропала, никому ничего не сообщив, как и не было ее, даже родным никакой записки не оставила.

У Никиты заломило в висках, как бы невеста этого Ивана, не оказалась замурованной в этом подвале. Если Иван попал под действия капища, запросто мог невестушку строптивую в жертву принести, и тем освятить дом во зло. Такие случаи были довольно часто, и смутную догадку Никиты нужно будет проверить обязательно.

А дядька Мефодий продолжал, — То, что Иван то повесился, тоже сразу не заметили, к тому времени, он прям дикой стал, дома сидел не с кем не общался. — И он дома в петле пару недель провисел, хорошо хоть холодно было, и говорят, что он хоть и вонял, но целый был еще. — Родители его дом заколотили и даже продавать не стали, так вот и стоял, а потом уже, когда столько то лет прошло стали все удивляться, стоит дом без хозяина, а не ветшает. — И ходить возле него тошно, даже малышня туда не лазала боялись.

— А, дети не пропадали в селе, — поинтересовался Никита.

— Так просто нет, были и несчастные случаи, и утопленники, а в этом доме нет, я, во всяком случае, не припомню.

— Это хорошо, — пробурчал Никита, разливая чай, и выставив на стол чугунок с распаренной картошкой.

Рыбные консервы он уже к картошке открыл, хлеб, сало нарезал, достал только водку и налил по рюмочкам. Дядька Мефодий одобрительно крякнул, выпил, закусил и продолжил рассказ.

— В лес мы уже несколько лет не ходим, там тоже проблемно, да и люди стали часто пропадать, и наших селян в прошлом году двое не вернулись. — Раньше — то шишки кедровые собирали, грибы, да бруснику с клюквой, а теперь все, боимся.

— А, чего конкретно — то боитесь в лесу и где самые плохие места, — уточнил Никита.

— Так за селом болота, небольшие, но ягода там хороша всегда, — говорил дядька Мефодий, нежно поглядывая на бутылку с водкой. — Там туристы дикие, в прошлом году в составе аж пятерых людей пропали, а один выбежать успел, — только совсем он с ума то сошел, но сначала — то говорил, что к ним с болот девушки вышли красивые, голые, а потом в чудовищ оборотились, и стали всех зубами рвать. — А он, ну тот, который выжил, приотстал, ногу натер, да как все это увидел, убег, хотя говорит, за ним и гнались.

Никита поморщился и налил еще водки, — а вы — то ходили их искать?

— Нет, — сразу же резко ответил дядька Мефодий, — там девок голых и раньше видели, а последнее время кто туда уходит, то уже не возвращается. — А уж дальше болот кто шалит, мы не знаем, охотники одно время зимой туда ездили, да что там показалось, про глаза, горящие говорили, да вой, но не волчий, а такой совсем жуткий. — Они то на снегоходах и с ружьями и то одного из своих потеряли, — сказали, шел и исчез, вот есть следы, дальше нет, и нет крови, ничего.