Тамерлан

   — Если благополучно возвратишься в Геную, Джовани, посети библиотеку, найдёшь там «Перипл» Ариана, побывавшего здесь (я указал на город) во II веке нашей эры, и в «Схолиях»[32] к нему прочтёшь: «Юстиниан Великий велел возобновить стены разрушенного Питиунта и построить в нём большой храм во имя св. Софии», А известно, что Юстиниан жил в VI веке, в первой его половине. Вычти из нашего 1395 года 525, получишь 870. Вот приблизительный год основания этого храма.

   — Здорово! Надо зайти посмотреть.

   — И вот этот мыс назван на наших картах в честь храма мысом св. Софии. Так, капитан?

   — Да, да, назван! назван! — промычал морской волк, занятый своим делом.

   — В древности эта местность до реки Фазиса[33] называлась не «Абасгия», а «Колхида»...

   — Анкора! (якорь!) — рявкнул капитан. И цепь загремела.

Все засуетились. Надевали парадные одежды. На палубу вывели пленного князя и его воинов. Они были в цепях. Я поймал его унылый взгляд: он смотрел на трапезондского грека, красовавшегося в его кольчуге с золотыми насечками в налокотниках и в блестящем шишаке. Чезаре всё это продал ему за 200 цехинов. Спускали обе лодки.

Префект нашей фактории на красивой лодке, убранной азийскими коврами, с гребцами в белых рубашках и красных головных платках уже спешил нам навстречу: в зрительную трубу он узнал генуэзский военный корабль и считал, что он везёт консула из Каффы. Вот он поднялся на каракку. Представился Чезаре Дориа, Это был высокий, тонкий человек в тёмной одежде; длинный меч висел на чёрном кожаном поясе. Лицо его, правильное, изжелта-бледное, носило следы болезни. Его худые пальцы часто теребили клиновидную чёрную бородку с проседью, глаза, тёмные, как агат, беспокойные, искательные, казалось, все видели.

Лоранцо Аскалони, так звали префекта, был на хорошем счету у нашего консула в Каффе и был кандидатом на место «префекта», заведующего «консульским отделением» в Себастополисе (Сухуме). Известно, что этому отделению подчинялись фактории восточного берега Понта. Аскалони знал, что его ждёт повышение. Поэтому приезд племянника дожа Генуи его очень обрадовал.

Через полчаса три лодки, наполненные людьми в нарядных одеждах, отчалили под звуки медных труб от «Сперанцы».

Почётный караул из алебардщиков[34] встретил нас у пристани.

Нас проводили в роскошный дом префекта. Среди красивого перистиля[35], среди роз и букса бил фонтан чистой горной воды; ещё в древности за 8 миль в Пецонду была проведена вода из горного источника[36]. При доме была баня. Искупавшись, Чезаре со свитою и алебардщиками посетил губернатора Пецонды, родом грузина.

Вечером в доме префекта состоялся торжественный ужин; на нём присутствовал губернатор, нотабли города, знатные генуэзские купцы и греки. Мы восхищались замечательным холодным блюдом из рыбы, которую никто из нас никогда не ел. Она ловилась по соседству в реке Бзибе[37]; к ней был подан соус из сметаны, сбитой с оливковым маслом, специями и каперсами. Звали повара, благодарили его за искусство. Чезаре спросил хозяина разрешения поднести ему большой бокал санторинского вина. Курица, жаренная на вертеле, густо усыпанная перцем, начиненная каштанами, заливая (вареньем из барбариса, вызвала и восхищение, и «особую жажду»: вино полилось в бокалы; тосты шли за тостами. Я считал блюда: их было 12. Из сладких блюд всем понравилась многоэтажная «паста» из мелкотолчёных абазгийских орехов и сдобных толчёных сухарей, с прослойкой из сушёного винограда без косточек; всё это было обильно сдобрено мёдом, запечено на блюдах; «паста» эта поливалась подливкой из подогретых, растёртых с мёдом добела желтков с крепким санторинским вином.

Я часто слышу, как дорогая моя Мадалена говорит соседке: «Горе моё: всё удаётся мне из любимых мужем пецондских блюд — не удаётся только одно: не могу достать в Генуе на рынках хорошей макрели[38]».

   — Мадалена! Мадалена! Разве наше счастье от макрели зависит?

На другой день мы осматривали город.

Улицы были узкие, мощёные. Дома все были каменные, крыши черепичные. На дворах чёрными свечками стояли кипарисы, вокруг них иногда кустились розы; было множество веранд, увитых виноградом. Всюду журчала вода из водопроводных глиняных труб. Много было двухэтажных домов. Всюду чувствовалась греческая рука: портики, колонны с капителями, кое-где искалеченные статуи. Стены города не были высоки; башни были римского стиля.

Древний город — он вёл издревле большую торговлю. Древние географы звали его «Великим Питиунтом». Варвары: «иниохи», «русы», римляне, персы его дотла сжигали, и он снова почему-то возрождался. Его что-то могучее питало. И это могучее было — не Абасгия, а развитая торговля с Азией.

Из Пецонды генуэзцы вывозили ореховые наплывы, пальму-букс[39], вино, орехи, скот, мёд, множество рабов, шёлковые и другие ценные товары, доставляемые через перевалы Кавказа из Азии.