Тамерлан (начало пути)

- А теперь прощай! – вдруг произносит Хафиз.

- Ты куда теперь? – несколько обескуражен “напарник”.

- Разве не говорил я тебе, куда? В Самарканд – вот куда!

- В Самарканд? Прямо сейчас!? – на этот раз действительно озадачен “напарник”.

- Слушай! Тебя как зовут? – как бы спохватившись, прямо таки по-взрослому спрашивает Хафиз. – Мы с тобой незнакомы как следует.

- Х-хамид, – шмыгая носом, говорит “напарник”

- Не нравится мне ваш город, Хамид. Меня всегда тянуло… в Самарканд, там замечательное медресе, – говорит мечтательно Хафиз.

- Ты хочешь поступить в медресе?

- А как ты думаешь!

- Тебя примут?

- У меня письмо.

- Кому письмо?

- “Кому-кому” – тебе зачем это знать… Все! Я пошел. – Хафиз направляется к воротам. Исчезает за ними в толпе.

Немного постояв, следом бросается и Хамид.

39

Шагает по колдобистой дороге мальчик Хафиз. Но тут его нагоняет запыхавшийся Хамид. Хафиз останавливается; он не скрывает удивления.

- Я с тобой! – заявляет Хамид. Я тоже хочу в Самарканд!

- Ты? В Самарканд!? Что тебя гонит в Самарканд?

Хамид растерян.

- Ну, ладно, ладно, – приходит на помощь мальчик Хафиз. – Хочешь скажу еще что-то…

- ?

- Еще я… хочу попроситься в… ученики к Джафари.

- Кто он, этот Д-жа-фа-ри?

- Как, ты не знаешь Джафари? – удивляется мальчик Хафиз и окинув не без сожаления с ног до головы Хамида, добавляет. – Ты прав: откуда тебе знать Джафари, – и мечтательно произносит: – Джафари – лучший поэт Самарканда – вот кто он такой! Какие у него газели?

- Поэт? Газели?

- Я вижу, ты впервые слышишь эти слова?

- Впервые, – соглашается Хамид.

- Эх, ты! – вздыхает Хафиз и по-отечески добавляет – ладно, пошли. На месте, в Самарканде, разберемся… Идут. Заворачивают за уступ глиняного оврага. Но за кадром еще слышится, затухая, голос Хафиза: “Слушай, что говорит Джафари” – и далее читает в слух отрывок газели…

40

В небольшом помещении, образовав кружок, на деревянной тахте сидят мужчины. Их сравнительно немного, среди них – и знакомые нам люди, которых мы перед этим видели у гадальщика, а раньше на охоте – товарищи Саллеха. Но главное здесь же и сам Саллех. Судя по лицам, здесь идет непростая дискуссия.

- Я согласен: да, южане топчут нас, северян! – говорит один из заговорщиков.

- А что Эмир Казанган делает с Мавераннахром: Афганистан отдал внуку, а этого… молокососа… – молвит третий

- Барласца Тимура... – подсказывают тому.

- Да, племянника Хаджи Барласа… сделал тысячником, отдал в жены внучку, а завтра – не приведи Аллах! – И темником… Помяните, мое слово.

- А Саллеху… наследнику почтенного… темника Боролдоя, отказывает во всем это противозаконно! – восклицает другой, – Саллех, разве я не прав? Скажи! Если не прав, пусть отсекут мне язык.

Все смолкают в ожидании выступления Саллеха и тот, не заставляет себя ждать – медленно, но, четко подчеркивая едва ли не каждое слово, произносит:

- Никто из нас не станет отрицать: эмир Казанган на этом не остановится – остановить его можем только мы…

- И только смерть! – поддерживает Саллеха его товарищ, – кто думает иначе, пусть выскажется сейчас. Здесь.

И снова воцаряется напряженное молчание.

С места поднимается в конце помещения человек, которого мы в предидущем эпизоде видели у ворот напротив гадальщика – хозяин жилища произносит:

- А сейчас высокочтимые гости, прошу сосредеточить внимание на нашей скромной пище.

В центр дастархана ставятся чаши с традиционным угощением – пловом.

41

Тимур и его друг Сардар продолжают проход по базару, идут вдоль мясного ряда, где выставлены туши животных, их внутренности… останавливаются перед необычной пирамидой из десятков опаленных бараньих голов. Продавец – мясник явно доволен.

- Ну, как нравится?

Тимур смотрит на осклабившегося в улыбке продавца, молча идет дальше, но какая-то сила заставляет его обернутся и взглянуть на необычную пирамиду из опаленных бараньих голов, на самодовольное лицо мясника… – спрашивает у него:

- А тебе?

- Красиво, – откровенно любуется тот, продолжая улыбаться. – сам придумал!...

- Мы почти у цели, Сардар, – говорит Тимур и наконец-то решительно идет вперед.

42

Мастерская кузнеца Гуляма. За работой кузнеца молча наблюдают, устроившись на лавке, Тимур и Сардар. Гулям кладет на наковальню раскаленное железо. Постучав по нему молотком, опускает его в корыто с холодной водой, отбрасывает заготовку и молоток и, вытерев пот, садится напротив визитеров.

- С чем пожаловал на этот раз сын Торгая – справиться о моем здоровье? А этот – твой приятель? Почему в таком одеянии? Тебя разжаловали? – начинает Гулям. – Ближе к делу!

- Это, – кладет Тимур руку на плечо Сардара, – наш человек.

- Я готов выслушать добрых людей.

- У меня к тебе дело, – берет из рук Сардара Тимур стрелу, протягивает ее Гуляму.

- Не понимаю.

- А ты подумай, дядя Гулям.

- А- а – а… Вот как!... Такие наконечники – не моя работа и…

- Что “и”?

- Пожалуй – что в Кеше и в окрестностях Кеша…

- Что “пожалуй – что”? – не терпится Тимуру.