Хотя род Бурбутонов имел не слишком знатные корни, однако являлся крупнейшим в Западной Европе землевладельцем. Так же поступили Гуго де Пейн, Готфрид де Сен-Омер и многие из тех, кто претендовал на лидерские позиции в братстве тамплиеров. Впрочем, это было характерно и для малоимущих рыцарей; с первых дней существования ордена прием в его ряды не зависел от происхождения и кошелька кандидата в тамплиеры. Куда большее значение имели кавалерийские навыки и опыт участия в боевых сражениях или хотя бы в рыцарских турнирах. Фактически военные ордена были более открыты для желающих, чем обычные монастыри: образования не требовалось – лишь немногие рыцари умели читать и писать, особенно на латыни. Все документы братьям зачитывали капелланы, а от самих рыцарей требовалось лишь повторение молитвы «Отче наш» – нужное число раз и в установленные часы.
Конечно, среди кандидатов встречались люди не только с однозначно благочестивыми мотивами. Например, такие вельможи, как Гуго граф Шампанский и Гарпен де Бурже, присоединились к тамплиерам уже на закате жизни и по причине одиночества – один развелся, у другого супруга умерла. Более молодых и ограниченных в средствах рыцарей часто привлекали перспективы дальних путешествий и возможность самоутверждения. Были и рыцари, отправлявшиеся в Палестину на собственные средства: например, двоюродный брат Роджера, епископа Уорчестерского, вступил в ряды ордена, когда у него закончились деньги.
По мере роста численности и могущества ордена стала формироваться его внутренняя иерархия, аналогичная церковной. Довольно быстро магистры военных орденов стали значимыми фигурами не только в Сирии и Палестине, но и в Западной Европе. Провинциальные магистры и командоры, имевшие огромную финансовую поддержку, вошли в число самых влиятельных лиц общества. Закрепившаяся за ними репутация честных и справедливых рыцарей Христа открыла им двери в дома высших священников и вельмож, римских пап и державных монархов.
С ними были связаны и более романтические представления: в песнях и балладах провансальских трубадуров часто рассказывалось о рыцарях, которые стали тамплиерами из-за безответной любви. Как мы увидим, Жерар де Ридфор, десятый по счету великий магистр, вступил в орден из-за того, что его предложение руки и сердца было отвергнуто одной знатной дамой; однако в данном случае разбитое сердце не столь много значило, как разрушенные ожидания. При желании можно обнаружить немалое сходство между средневековым орденом тамплиеров и Французским иностранным легионом, который известен нам из новейшей истории. Хотя первый орденский устав предусматривал обязательную проверку кандидатов, однако под давлением обстоятельств от этого требования отказались – орден постоянно нуждался в пополнении. Практически с самого начала в тамплиеры принимали даже отлученных от церкви рыцарей. И вторая статья устава, запрещавшая какое-либо общение с отлученными, постепенно превратилась в свою противоположность: «Туда, где, да будет вам известно, собрались отлученные рыцари, мы и приказываем вам отправиться». Даже рыцарь, осужденный за убийство, мог вступить в орден тамплиеров, дабы искупить свой грех. Епитимья, наложенная на рыцарей, убивших архиепископа Кентерберийского Томаса Бек-кета, выразилась в четырнадцати годах воинской службы в рядах тамплиеров.
Следует также сказать, что в бедном воинстве Христовом утвердился дух нерушимого мужского товарищества, и он сохранялся в самых опасных и суровых жизненных обстоятельствах. Несомненно, это была весьма привлекательная черта крестоносцев, потому мужчин, словно магнитом, тянуло в такие военные ордена. Жизненные правила бенедиктинских и цистерцианских монастырей, основанные на отрешении от мирской суеты, в то же время оставляли должное место братской дружбе. Более того, известные католические настоятели Ансельм Кентерберийский, Бернард Клервоский и Элред Ривольский усматривали в подобных отношениях величайшее благо. Элред написал по этому поводу специальный трактат «Dе spirituali amicitia» («О духовной дружбе»), а Бернард, «хотя и не исключал возможность своей дружбы с женщинами, считал, что любовь между мужем и женой никогда не способна достичь такой высоты и силы, как мужская дружба», и был убежден, что «человеческая любовь бесконечно слабее Господней любви, а любовь супругов уступает мужской дружбе». В общественных условиях, когда насилие имело всеобщий – можно сказать, эпидемический – характер, а монархи не могли контролировать своих задиристых баронов, первостепенное значение приобретали родственные и дружеские связи. И как мы уже знаем, нередко именно от кумовства зависело пострижение человека в монахи или его присоединение к крестоносцам. Так, священный крест нашили на свои плащи двадцать пять человек – представители трех поколений рода Ги де Монфери; а тот же отец Бернард появился перед воротами Сито в компании тридцати пяти родственников и друзей.