Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена

Все попытки подослать к нему убийц, организовать против него заговор или одолеть его на поле боя проваливались. Его главный соперник в регионе, Нур ад-Дин, в 1174 году умер, и Саладин сразу же занял его место. Сначала он устроил переворот в Дамаске, устранив тех, кто пытался посадить на престол одиннадцатилетнего сына Нур ад-Дина. Саладин увез мальчика из города, а затем женился на его матери, вдове атабека, чтобы узаконить захват власти. Закрепив таким образом за собой Дамаск, в следующем году он повел кампанию против семьи и последователей Нур ад-Дина, завоевывая северные территории, и захватил города Хомс и Хама. Почтительные обращения к халифу в Багдаде принесли плоды, и в знак признания его заслуг в 1175 году Саладину был пожалован титул султана Египта и Сирии. В конце 1170-х он продолжал вести войну против родственников и бывших соратников Нур ад-Дина в Алеппо (который в конечном итоге перешел к нему в 1182 году) и Мосуле (который ему так и не достался). К началу 1180-х годов Саладин, несомненно, был главной фигурой во всем исламском Леванте.

Свои притязания на власть он основывал на тщательно продуманном образе истинного защитника веры, превосходящего всех остальных в приверженности священной войне – джихаду. Щедрый, благочестивый, умный и (относительно) гуманный правитель, он также был необычайно проницателен в оценке людей и их поступков и производил на окружающих глубокое впечатление. Его соратникам Ибн Шаддаду и Имад ад-Дину, оставившим подробные описания жизни и деяний Саладина, не надо было напрягать воображение, чтобы найти повод для восхвалений своего господина. Главным в нем было желание сражаться с проклятыми франками, занявшими Иерусалим и господствовавшими на землях Триполи и Антиохии. Ибн Шаддад писал о нем:

Совершать подвиг во имя Аллаха стало для него настоящей страстью; все сердце его было подчинено этому делу, которому он отдавался и душой, и телом. Он не говорил ни о чем ином; все его мысли были поглощены тем, как проявить усердие на пути Аллаха; все помыслы были связаны с его воинами. Он выказывал всяческое почтение к тем, кто говорил об усердии на пути Аллаха, и вдохновлял народ на это[267][268].

Это было больше, чем просто благочестие. Саладина подняло над всеми понимание того, что лучший способ достичь единства в исламском мире (и укрепить свою личную власть над ним) – сплотить собратьев-мусульман под знаменем священной войны с христианами.

Открытое стремление Саладина к завоеваниям и его ярко выраженные антихристианские настроения делали войну с королевством крестоносцев неизбежной. Можно только удивляться тому, что ему потребовалось без малого десятилетие, чтобы сделать первый шаг. Но когда он пришел, тамплиеры были среди первых, кто встретил его.

* * *

После 1169 года, когда Саладин захватил власть в Египте, отношения между тамплиерами и королем Иерусалима оставались напряженными. В тот год Бертран де Бланфор умер, и капитул ордена избрал великим магистром Филиппа Наблусского, барона, родившегося на Востоке и имевшего тесные связи с двором Амори. Филипп вполне мог стать магистром тамплиеров в ответ на прямо высказанное желание короля, хотя в равной степени возможно, что его избрание было обдуманным шагом со стороны ордена, стремившегося восстановить отношения с короной. В любом случае в краткосрочной перспективе этот шаг оказался удачным: под командованием Филиппа тамплиеры вновь присоединились к королевскому войску при вторжении (безрезультатном) в Египет. Но преданность Филиппа короне перевесила его приверженность ордену. К 1171 году он подал в отставку, чтобы возглавить королевское посольство к византийскому императору Мануилу I Комнину в Константинополь. Путешествие ему предстояло недолгое, но в пути Филипп умер.

Его место в ордене занял еще один явный сторонник Амори, Одон де Сент-Аман, который также состоял прежде на службе у короля в качестве маршала Иерусалима. Вероятно, от Одона ожидалось, что он сумеет удерживать тамплиеров в русле королевской политики, но на этот раз успеха достичь не удалось. Действия Одона на посту лидера свидетельствуют о бурном темпераменте и импульсивности, и он очень скоро пришел к тому, что поставил выше всего независимость ордена и не захотел быть марионеткой Амори.