Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена

Хотя европейская миссия тамплиеров потерпела неудачу, орден не стал просто ждать развития событий. В Иерусалиме был избран новый великий магистр, и назначение оказалось довольно неожиданным. Пока Одон де Сент-Аман находился в плену, действующего магистра как такового не было. Робер де Френель стал «великим прецептором», однако не мог быть избран на место Одона при его жизни[312]. А когда в 1180 году тот умер в заключении, капитул предпочел не выдвигать Робера де Френеля или любого другого брата с Востока. Вместо этого члены высшего совета проголосовали за Арно де Торожа, немолодого опытного рыцаря, который многие годы командовал воинством Христовым в Арагоне. Став магистром Арагона и Прованса в 1167 году, Арно доказал свою способность успешно привлекать к ордену спонсоров и способствовать его процветанию[313]. Должно быть, члены капитула сильно верили в де Торожа, раз заочно избрали человека из Каталонии главой тамплиеров Иерусалима, Триполи, Антиохии и ордена в целом. Вероятно, за этим выбором стояло также осознание того, что ордену нужно пользоваться преимуществами своего положения международной организации. В свете осложнения отношений между короной и орденом при Одоне избрание Арно стало результатом взвешенного решения вернуть тамплиеров к исполнению своего главного долга и отказаться от деструктивного вмешательства во внутреннюю политику.

Прошло больше года, прежде чем Арно прибыл на Восток и занял свой пост, после чего он произвел изменения в командовании ордена. Робер де Френель был смещен с поста великого прецептора, а на его место поставлен Жильбер Эраль, вероятно, уроженец Арагона[314]. Одна из первых задач, которые стояли перед Арно, заключалась в том, чтобы урегулировать конфликт между князем и патриархом Антиохии. Эту миссию он исполнял совместно с Роже де Муленом, опытным и осторожным магистром госпитальеров. Улаживать распри между враждующими кланами латинян, несомненно, было утомительным занятием, но Арно, должно быть, понимал, что это ничто по сравнению с трудностями, которые ждут его впереди[315].

В 1182 году, едва срок перемирия истек, началась новая серия вооруженных столкновений. Борьба шла в основном за контроль над двумя важными торговыми маршрутами: караванным путем из Египта в Сирию, пролегавшим через Трансиорданию, и спорной территорией близ Галилеи, где проходил Приморский путь. Саладин представлял свои нападения на христианские земли как священную войну, поскольку его притязания на владычество над Каиром, Дамаском, Мосулом и Алеппо основывались на репутации непримиримого борца с неверными. Ее укреплению определенно способствовали некоторые франкские бароны. Хуже других в этом отношении был Рено де Шатильон, который отказался от титула князя Антиохии и теперь был сеньором Керака и влиятельнейшей политической фигурой в христианских государствах Востока. В 1183 году Рено собрал флотилию, с которой отправился грабить восточное побережье Красного моря, а затем, высадившись на берег, его войско направилось в Хиджаз – самую священную для мусульман провинцию Аравии. При этом Рено распространял слухи, будто он намеревается вторгнуться в Мекку и Медину и похитить тело пророка Мухаммеда. Саладин так и не простил ему этой наглости.

В первые годы правления султан был занят в основном расширением и укреплением своей власти, сражаясь больше с мусульманами, чем с христианами. Но в 1182 году ситуация начала меняться[316]. После окончания перемирия он вторгался на христианские территории дважды в течение двух лет подряд. В разгар лета 1182 года Саладин переправился с войском через реку Иордан и прошел через земли франков южнее Галилейского моря. Затем попытался, но не сумел осадить с моря Бейрут. Следующим летом султан вернулся. Латиняне собрали против него большое войско под командованием Ги де Лузиньяна, который женился на сестре Балдуина Сибилле и приобретал в королевстве все больше влияния. Не давая большого сражения, но постоянно втягивая мусульман в мелкие стычки близ крепости Фев, Ги испытывал терпение Саладина, пока у того не кончилась провизия, вследствие чего от осады пришлось отказаться. Это была мудрая тактика, однако на Ги обрушились суровые обвинения в трусости, в том числе со стороны могущественного графа Триполи Раймунда. Это глубоко задело де Лузиньяна.