Она доверчиво прижалась ко мне, и мы остались сидеть там, в этом холодном саду, полном сепулькариев и склепов, неподалеку от могилы Нерваля-звездочета[10]
. Я чувствовал, как ее маленькое сердце тепло стучит о мои ребра. Ее мягкое дыхание пело в моих ушах. Я захотел провести всю свою жизнь вот так, уткнувшись носом в золотую шубку ее волос…Жесткий свет, хлынувший из фонаря охранника, выискивавшего вандалов, выбил меня из очарования этого момента, а Амандину из ее оцепенения. Она встрепенулась:
– Ты прав, Мишель. Мне нельзя брать близко к сердцу незначительные споры или мимолетные увлечения. Я несправедлива к Феликсу и выйду за него замуж, когда он этого захочет.
Возвращаясь на такси, нам уже не хотелось разговаривать друг с другом.
На следующий день обстановка на танатодроме «Соломенные Горки» напоминала семибальный шторм. Ночью туда завалился Феликс, как обычно, пьяный в дым, и в довесок ко всему – в компании проститутки. Они улеглись спать на ковре, после чего Феликса вырвало на трон пусковой установки.
С рассветом пришедший на работу Рауль выгнал девку вон, пока этого не увидала Амандина, и с помощью Жана Брессона вымыл все, что можно было вымыть.
Несмотря на многочисленные стаканы горячего кофе, Феликса мучило похмелье.
– Нечего мне мораль читать! Да вы знаете, кто я такой? Я первый танатонавт мира! Мира! Вбейте это себе в башку. Все остальные – жалкие щенки, третий сорт.
По чистой случайности мы с Амандиной появились в зале одновременно. Феликс тут же выставил в нашу сторону обвиняющий перст.
– Вот они, голубки! Вы что думаете, я не вижу эти ваши шашни, за идиота меня принимаете?!
Рауль издал стон отчаяния.
– Феликс, хватит! У меня для всех плохие новости. Утром факс прислали: англичане вышли на Мох 1. У них «кома плюс девятнадцать». Феликс, ты немедленно бросишь свои выходки и вернешься к работе. Приказываю: жесткий график, как в самом начале был. Подъем в семь. Завтрак – фрукты и овсянка. Полный медосмотр перед каждым взлетом. Дисциплина и еще раз дисциплина, только так мы сможем не дать им нас обойти.
– Прощай, мой ростбиф, ах, какая жалость, – промямлил Феликс. – Завтра я вам на одних луковицах дам «кому плюс двадцать три».
– О да! А тем временем, первый танатонавт мира, иди и проспись, – сухо распорядился Рауль.
Когда он всерьез брался за свой командный голос, даже Феликс переставал разыгрывать из себя звезду первой величины и подчинялся неоспоримому начальнику группы. Раскланявшись, он удалился, подарив нам напоследок еще одну отрыжку.
В тот же вечер Рауль собрал нас с Амандиной в пентхаусе. В тропическом лесу, посреди толстомясых растений, наши проблемы зачастую казались менее серьезными. Но в этот раз Рауль был мрачен:
– Феликс пробуксовывает. Вы двое, послушайте внимательно. Я отлично знаю, что между вами ничего нет, но Феликс вбил себе в голову разные идеи и это ему мешает!
Я не хотел ввязываться в болезненные дебаты насчет Амандины, и мне в голову пришла мысль провести отвлекающий маневр:
– Это правда, что ты нам сказал утром? Что англичане действительно коснулись Моха 1?
– Это уже официальный факт. Некто Билл Грэхем наступает Феликсу на пятки со своей «комой плюс девятнадцать». Сами понимаете, настал тяжелый момент.
Он зажег тоненькую сигаретку «биди».
– Ставка крайне высока. У нас всемирная гонка. Ошибкам места быть не может. Амандина, будь так добра, поговори с Феликсом по душам. Скажи ему, что ты за него болеешь, и даже когда он пьяный, тебя это не коробит.
Заинтересованная сторона начала защищаться.
– Но… но…
– Если не ради любви, то сделай это хотя бы ради танатонавтики.
Наша юная медсестра нехотя согласилась. В лучах утренней авроры нежная пара имела решительное объяснение, причем особенно отличился именно Феликс, просивший прощения за свое вчерашнее поведение. Они договорились, что все-таки поженятся, и мы вновь приступили к процедуре предполетной подготовки.
Когда Феликс наконец утвердился на пусковом троне, Рауль стал настойчиво просить его проявлять осторожность.
– Старик, да не беспокойся ты так. Как ты сам говоришь: «Вперед, только вперед, в неизвестное».
Феликс сам вставил «ракетоносители» себе в вены. Затем принялся отсчитывать:
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск.
Прежде чем закрыть глаза, он сказал еще одну маленькую фразу, в сторону Амандины:
– Прости меня…
«На далеком острое Ку-ци живут прозрачные люди, белые как облако, свежие как дети. Они не вкушают никакой пищи, а только дышат ветром и пьют росу. Они прогуливаются в небе, облака служат им подушкой, а драконы – ковром. Их не беспокоят болезни или муссоны. Они ко всему безразличны. Их не затопил Всемирный потоп. Всемирный пожар обошел их стороной. Они парят надо всем. Они поднимаются в воздух, как по ступенькам, и облокачиваются на пустоту, словно на ложе. Полет души доставляет их куда угодно».