Танец ангела (СИ)

- Маргарита Георгиевна, это всего лишь слова. Поднимая глаза к ночному небу, мы видим то, что осталось от звезд – их свет...

Вернувшись в гостиницу, Маргарита Георгиевна села возле журнального столика и закрыла глаза. Разговоры с Мельниковым будили в ее сознании какие-то глубинные пласты. И Маргарита Георгиевна начинала понимать, что странная встреча в старинном палаццо, в реальности которой она не сомневалась ни на минуту, должна иметь противовес не в каких-то фантастических измерениях, а в этом мире. Она глубоко вздохнула и открыла глаза. В этот момент Маргарита Георгиевна испытала потребность поговорить с Катей. И, не откладывая этот разговор в долгий ящик, она взяла в руки мобильный телефон и позвонила ей.

- Здравствуй, милая,- улыбнулась Маргарита Георгиевна, когда Катя откликнулась.

- Здравствуй, бабушка! Ты все еще в Италии?

- Да, Катенька, я еще недолго задержусь здесь. Как у вас дела?

- Хорошо. Соня живет у тети Лены. Я работаю.

- Где, милая?- Встревожено спросила ее Маргарита Георгиевна.

- Не волнуйся, бабушка,- рассмеялась Катя.- Работа на дому: делаю меню для ресторана.

- Это Шугуров тебе работу предложил?- Со знакомыми нотками в голосе спросила ее Маргарита Георгиевна.

- Я сама напросилась,- ответила Катя.

- Неужели у тебя деньги закончились, Катенька?

- Не в этом дело, бабушка. Мне вдруг стало скучно.

- Господи! Но сказать мне на это нечего. Я всю жизнь без работы не скучала. Может быть, напрасно...

- Бабушка...- начала было Катя, но запнулась.

- Что, милая?- Спросила Маргарита Георгиевна, так и не дождавшись продолжение.

- Бабушка, приезжай скорей...

- Катя, пока что я не могу. Потерпи еще немного. Ты ведь Соню наверняка каждый день видишь?

- Да.

- Как ей живется у Горловых?

- Хорошо. Тетя Лена нашла с ней общий язык. По крайней мере, Соня не плачет. Я не видела ее плачущей.

- Вот и хорошо,- улыбнулась Маргарита Георгиевна.- Напрасно ты волновалась и изводила себя. Хотя и тебя понять можно. Давай прощаться, Катенька. Я сегодня устала. Но мы еще созвонимся. Обязательно созвонимся, и очень скоро. До свидания, милая.

- До свидания, бабушка. Мы тебя ждем! Приезжай!

- Скоро приеду,- улыбнулась Маргарита Георгиевна.- Скоро уже приеду, милая моя.

Она положила телефон на столик и вновь откинулась на спинку кресла. Она на самом деле устала и очень хотела спать, сейчас у нее сил не было даже на то, чтобы добраться до кровати.

А Мельников в это время только добрался до своей квартиры. Он снял плащ и шляпу, повесил их в шкаф и прошел в гостиную. Обстановку в его квартире можно было назвать спартанской, если бы не развалы книг, газет и журналов. На столе были разложены фотографии, сделанные миссией ОБСЕ в африканских странах: Судан, Центральная Сахара, Чад. Мельников подошел к столу и, словно, оцепенел. С фотографий смотрели на него измученные лишениями и голодом люди; дети с раздувшимися животами дистрофиков; полуслепые, запаршивевшие без медицинской помощи старики; искалеченные кровавыми конфликтами и зверствами боевиков мужчины и женщины. Андрей Леонидович смотрел на фотографии широко открытыми глазами. Но перед его глазами роились уже совсем другие картины. Он видел осень девяносто пятого года, он видел военный госпиталь в предместьях Гудермеса...

В тот вечер на его столе умерло несколько солдат - срочников. Он вышел на улицу, стянул с головы колпак и закурил.

Начинался пасмурный вечер. Между палаток блестели лужи жирные от пролитого бензина. Мельников сделал глубокую затяжку и выпустил из ноздрей табачный дым плотными струями.

Над горизонтом с гулом прошли два вертолета. Где-то между палаток раздалась пьяная ругань. И вдруг до Мельникова донесся перебор гитарных струн, и он услышал, как срывающийся, еще совсем детский голос поет о войне и погибших друзьях:

                 Здравствуй, мама, вот пишу тебе письмо,

                 Знаешь, мама, у меня все хорошо.

                 Светит солнце, все нормально у меня.

                 А в горах стоит туман...

Этих мальчиков привозили в их госпиталь каждый день, и каждый день они умирали...

                 Мать не знает, как мы ходим по горам,

                 Мать не знает, как бывает трудно нам.

                 Как проходят наши юные года.

                 На Кавказе идет война!..

Мельников с трудом перевел дыхание. Он помнил глаза матерей и отцов, которые прорывались, пробивались сквозь кордоны, сквозь войну, находили своих сыновей и увозили их отсюда. Он помнил каждую из этих женщин и каждого мужчину, и он помнил их глаза...

                 Под шум и взрыв гранат шагает наш отряд!

                 Но далеко в горах слышна стрельба!

                 Под шум и взрыв гранат, где трассера летят

                 И там от взрывов вся горит земля,

                 Взлетает вертолет, и мы идем вперед

                 И не отступим мы с тобой назад...****

На этой войне лоб в лоб сошлись два мира. Шесть лет назад Мельников с таким же полевым госпиталем уходил из Баграма, в котором ему также как и в Чечне приходилось иногда оказывать медицинскую помощь раненым и искалеченным боевикам, сталкивался он и с наемниками. И он не удивился бы, столкнувшись с кем-нибудь из них на Кавказе. Он не сомневался, что многие и многие из них были в Афганистане и окажутся в любой другой точке мира, если там начнут греметь взрывы и выстрелы.