Александра Никаноровича передернуло, однако постарался свое недовольство держать при себе. Ну что за народ, ну вот обязательно покрасоваться, порисоваться нужно. Вот, мол, смотрите все, как Зельдов круто ест-пьет, на себя, любимого, денег не жалеет!
— А я, знаешь ли, нашу водочку предпочитаю. Да под маринованный огурчик, или еще лучше грибочек, а? Вещь! Или вот, скажем, к винишку французскому меня Ирина моя последнее время приучает. Тоже ничего. Но это так, под настроение. Или сугубо для компании. А так, чтобы выпить — тут уж водочке противопоставить нечего, а, Семен Львович? Или ты совсем зааристократился, водку нынче не признаешь?
— Ну почему не признаю, — вроде как обиделся Зельдов. — Если хочешь, есть у меня и водочка. Только ведь ее охлажденную пить нужно, а у меня в схованке, извини, нужную температуру хрен поддержишь. А коньячок — он тепло любит. Да и вообще. Водка, конечно, хороша, но все-таки это напиток плебейский, согласись.
— Да нет, Семен Львович, не плебейский это напиток, русский. Истинно русский. И цари пили, и холопы. А сейчас ни царей, ни холопов нету. А вот водочка осталась. Как человек себя ощущает — так и пьет.
— Ну-ну, — улыбнулся Зельдов. — Вот, значица, как. Пьем, значит, и царями себя ощущаем!
— Ну зачем же царями? — культурно осадил его Андрианов. — Русским человеком.
— Ну-ну, — уже не так уверенно повторил хозяин. — Так как насчет моего предложеньица, Ляксандр Никанорыч? Ты в доле?
Андрианов нюхнул зачем-то рюмку, которую все еще крутил в руке, и с громким стуком поставил ее на стол, как припечатал, словно бы ставя точку под своими словами:
— Да нет, Семен Львович, уволь. Вынужден отказаться.
Зельдов едва заметно побледнел:
— Что так? Верное ведь дело предлагаю, Ляксандр Никанорыч, верное!
Андрианов чуть помолчал, словно бы взвешивая — стоит ли откровенничать, портить человеку праздник. Решил — а почему, собственно, и нет, если сам на рожон лезет? Ведь сказали же ему: не сейчас, не в праздник. Умный человек догадался бы, что за этими словами стоит отказ. Но раз ему так необходимо услышать отказ словами? Что ж, воля ваша, получите-распишитесь.
— Ну, во-первых, Семен Львович, у меня отродясь таких денег на руках не было. Ты ведь не поверишь, но мы с Ириной моей Станиславовной сугубо на зарплаты свои живем. Правда, не сказать, что минимальные. Зачем же? Выписали себе столько, чтоб можно было нормально жить. Вот и живем. И, считаю, нормально живем, по крайней мере, ни в чем важном себе не отказываем. А доходы мои… Они вроде есть, а вроде и нету. В деле мои доходы, Семен Львович, в деле. А на руках у меня — извини. Образно говоря — копейки на руках. Для нормального человека может и не копейки, а для тебя… я бы и сотни штук при желании не собрал. Мне эти деньги пришлось бы оттягивать со своего заводика. А я его люблю, как дитя родное, понимаешь. Да даже не в этом дело, не в этом.
Александр Никанорович еще немножко помялся. Потом решил: а чего, собственно, тянуть, разговор-то этот, видать, давно назрел, да и самого Зельдова сейчас не новый год волнует, не все эти подарки под елочкой. Его сейчас другое больше всего на свете интересует — даст ли ему Андрианов денег или не даст. И стоит ли мучить человека неизвестностью? Это ведь так негуманно.
— Тут, Семен Львович, в игру вступает второе "но". Но, кстати, и про первое не забывай, я его не выдумал. Так вот, обещанное во-вторых. А во-вторых-то оно выходит, что даже будь у меня на руках необходимая сумма, я б ее в твое дело, прости, не вложил. Не в обиду тебе будь сказано, но я деньги только в надежные, беспровальные проекты вкладываю. А надежным со стопроцентной гарантией может быть только свое дело, собственное. Которое ты лично просчитал-прощупал, каждой своей извилинкой обмозговал. Только тогда оно становится беспроигрышным. А твой проект… Ты, Семен Львович, предлагая мне долю, должен был бы понимать, что я попытаюсь хоть немножко в это дело вникнуть. Иначе плохо ты обо мне думаешь. И проектик твой… скажи честно, Семен Львович, ты ведь сам-то понимаешь, что дело твое — швах? Ведь не можешь ты этого не понимать, в жизни не поверю! Всё прекрасно понимаешь. И тем не менее — предлагаешь вступить в долю. Вот тут мне остается решать: то ли Зельдов меня за последнего дурака держит, что, согласись, мягко говоря обидно, или же… Или, Семен Львович, тебе просто стыдно сказать мне прямым текстом: так, мол, и так, сват, попал я, как кур во щи, и без твоей подмоги ножки протяну вместе с семьей. Оно, может, и труднее такие слова произнести, да, согласись — честнее. Не чужие ведь люди. Так что давай сразу мух от котлет отгоним. Про проект свой больше не заикайся, потому что проекта как такового больше не существует. Про пол-лимона — тем более. Можешь считать меня скрягой — сколько угодно, но Андрианов бросать деньги на ветер не привык. Если тебе нужен мой совет — пожалуйста. Нет — не намерен лезть в душу.