Персонал клиники, от младших медсестер и ординаторов до уборщиц, был вышколен до предела и фанатично предан своему делу. Хотя не раз и не два многих из них искушали досужие репортеры, предлагая подчас немыслимые суммы за возможность хоть издали взглянуть на того или иного пациента, все держались стойко и неизменно отказывались. А посулы сказочного богатства влияли на этих людей ничуть не больше, чем возможность ежедневного общения со знаменитостями, пусть и даже и страдающими душевными расстройствами.
— Я бы с удовольствием вас обнадежил, мсье, — сказал доктор Анри Гудрон, главный врач клиники. — Но в настоящее время это было бы не только преждевременно, но даже жестоко. Видите ли, в данном случае перенесенное потрясение оказалось непосильным бременем для психики. Когда же сознание не в состоянии справляться со стрессом, оно как бы отступает, прячется в тень — это своего рода защитный механизм.
Том Райан нахмурился.
— Значит, по-вашему, никакой надежды нет? Ни сейчас, ни когда-либо?
— Я говорю вам только то, что говорил и прежде, — спокойно сказал доктор Гудрон. — Двадцать шесть лет, мсье — это очень долгий срок. Чем дольше она отделена от реальности… — он беспомощно пожал плечами.
Том Райан нервно закурил.
— Значит, на ваш взгляд, ей никогда не удастся выйти из этого состояния?
— Нет, мсье, отчего же — надежда всегда есть, — быстро ответил доктор Гудрон. — Однако в случае мадам она, к сожалению, весьма призрачна. Близка к нулю. — Он развел руками. — Рад буду ошибиться, но пока обнадежить вас нечем.
— Понимаю, — тихо промолвил Райан.
— И хочу снова повторить: мне кажется, что ежемесячно посещая её вот уже столько лет, вы только понапрасну тратите время и деньги. Она не узнает вас. Она даже не понимает, что рядом с ней кто-то есть.
— Но я-то знаю, что я рядом с ней, — возразил Райан.
Доктор Гудрон глубоко вздохнул.
— Да, конечно. Что ж, если вам так легче, мсье, то — дело ваше, — сказал он. — Однако мадам это не поможет.
— Могу я к ней пройти? — нетерпеливо спросил Райан.
Доктор Гудрон кивнул.
— Да, разумеется. — Оба встали, вышли из кабинета и, уже молча, проследовали по длинному пустынному коридору и поднялись по лестнице с резными ступеньками на второй этаж. Открыв дверь в апартаменты, доктор все так же молча пропустил Тома Райана вперед. Войдя, Том увидел её сразу — она сидела у окна в огромном кресле, обшитом бархатом; её прекрасное, не тронутое временем лицо ласкали нежные лучи полуденного солнца. Просто поразительно, насколько мало она изменилась по прошествии двадцати шести лет. Она оставалась столь же прекрасной, что и прежде, до кошмарной трагедии, превратившей их жизнь в сущий ад. Пышные волосы все так же сияли, выглядели свежими и ухоженными. Да, для женщины время остановило свой бег. Райан опустился перед ней на колени и взял её за руку. Как и всегда, она лишь безучастно смотрела перед собой, не замечая его присутствия. Том Райан глубоко вздохнул и сказал: — Здравствуй, Лиз!
Перелет из Лозанны в Нью-Йорк занял тринадцать часов. Где-то посередине Атлантики «боинг — 747» попал в зону турбулентности, и началась жестокая болтанка. Командир корабля немедленно обратился к пассажирам, успокоив их — пустяки, мол, ничего серьезного. Однако Том Райан и так ничуть не волновался. Он был бы только счастлив, если бы самолет сейчас рухнул прямо в водную пучину или взорвался в воздухе, даровав ему мгновенную смерть. «Я ведь и так мертв, — подумал он. — Уже давно — свыше четверти века. Просто меня до сих пор не похоронили».