Первая загадка этого письма, отправленного из Вигаты в Вигату и написанного на хорошем литературном языке, крылась в последних строках, где тон неожиданно менялся. Если Манзелла не хочет иметь никаких отношений с Ж., почему Ж. пишет, что могут быть последствия? Похоже на угрозу, значит, последствия неприятные. Манзелла решил сменить жилье и скрылся, чтобы их избежать. Он и машину продал, чтобы по ее номеру не добрались до владельца.
Вторая загадка в том, кто написал письмо. Однозначно сказать, что это женщина, нельзя. Судя по почерку, это могла быть женщина, а мог быть и мужчина. Женщина, брошенная мужчиной, употребила бы другие слова, скорее всего более резкие. А если это мужчина… написал бы он, к примеру, «вздор»? Или «дурачок»?
Он, Монтальбано, к примеру, как бы написал? Ему пришли в голову такие слова, как фигня, хрень, бред собачий… Нет, «вздор» – явно не из мужского лексикона. И «дурачок» он бы точно не сказал. Нужно завтра захватить письмо в полицейское управление. Там есть Гарджуло, криминалист, он хороший графолог.
Долгий разговор по телефону с Ливией завершился на веселой ноте, и комиссар отправился спать. Но попробуй уснуть на полный макаронной запеканки желудок!
– Что-то вы бледненький. Дома все хорошо? – спросил ханжа и подхалим Латтес, вечно он торчит в приемной начальника управления, действуя всем на нервы.
– Все хорошо, хвала Мадонне.
– Проходите, начальник управления ждет вас.
Монтальбано был пунктуален, как никогда. Бонетти-Альдериги выглядел озабоченным. Он даже привстал:
– Дорогой комиссар! Проходите, присаживайтесь. Как вы? Все в порядке? Что-то вы бледноваты.
Конечно бледноват. Глаз не сомкнул из-за этих макарон!
– Знаете, последствия процедуры
– Боже упаси, не надо подробностей! Я вас долго не задержу. Расскажите мне в двух словах, что произошло.
– Дело в том, что информации маловато, поэтому я еще не составил рапорт. В двух словах: поступили сведения, что в порту Вигаты торгуют наркотиками, и я поручил старшему инспектору Фацио разобраться. Насколько нам известно, как только Фацио прибыл на место, в него выстрелили, ранив в голову, а потом он исчез. Из анонимного телефонного звонка мы узнали, что Фацио видели в районе заброшенных колодцев с двумя мужчинами. Они хотели его убить. Я вызвал спасателей, из двух колодцев они достали два трупа. Но Фацио мы так и не нашли.
– Сообщили прокурору? – перебил его шеф.
– Безусловно. Вызвали криминалистов и доктора Паскуано. Все как положено.
– Дальше.
– Дальше – Фацио был замечен на дороге, ведущей во Фьякку.
– Кто его заметил?
– Один… один коллега из комиссариата Фьякки, они знакомы.
– Продолжайте.
– Фацио ничего не помнил. Я поехал туда, он и меня не узнал. Я отвез его в больницу, где он и лежит. Его прооперировали.
– Вы были у него? Что он говорит?
– Нет, не был. Врачи сказали по телефону, что память к нему пока не вернулась. Он абсолютно ничего не помнит. Нужно время.
– Врачи уверены, что память восстановится?
– Уверены.
Они поговорили еще минут десять, потом начальник полиции сказал:
– Держите меня в курсе.
Это означало, что разговор окончен. Монтальбано достойно выкрутился, перемешав в нужных пропорциях правду и ложь. Главное – удалось убедить шефа в том, что Фацио совершенно ничего не помнит, иначе, чего доброго, пошлет кого-нибудь в больницу, брать показания. Одним словом, шеф – возможно, не желая усугублять последствия
Монтальбано пошел к криминалистам, надеясь избежать встречи с их начальником, Ванни Аркуа. Его не было, но не было и Гарджуло.
– Комиссар, вы кого-то ищете? – спросил один из криминалистов.
– Да, ищу Гарджуло.
– Сегодня его не будет. Завтра утром.
– Не могли бы вы мне помочь?
– С радостью.
Комиссар достал из кармана письмо от Ж., адресованное Манзелле.
– Пожалуйста, передайте ему это, скажите, что я просил взглянуть. Завтра я ему позвоню.